Век
Шрифт:
К пяти часам Фаусто был на грани отчаяния. Тони по-прежнему совещался наедине с папой. Паоло нашли и приводили в офис отца Фрассети. Фаусто поведал ему, что произошло, и старик с грустью согласился отдать свои драгоценности.
— Я полностью разорен, — сказал он, опускаясь в кресло. — Разорен. Но какое это имеет значение? Моя дочь, мои внуки — их надо спасти...
Тони появился, когда часы показывали три минуты шестого.
— Случилось нечто ужасное, — сообщил
Фаусто и Паоло проследовали за ним в его большой кабинет.
— Партизаны напали на роту немецких солдат на улице Раселла, — продолжал он, подходя к своему письменному столу. — Вы слышали взрыв час назад или около того?
— Да...
— Это он и был. Я был у святого отца, когда ему докладывали. Мальцер, наверное, сошел с ума от ярости...
— Я с ним обедал, — перебил Фаусто. — Он напился.
— Ну, сейчас он совсем пьяный. Он угрожает взорвать целый квартал. Немцы везут взрывчатку грузовиками. Это ужасно, ужасно! Святой отец вне себя. Он говорит, что коммунисты готовы разрушить все. Карательные меры непременно последуют...
— Тони, — сказал Фаусто, — для нас уже все потеряно.
Кардинал сел и в напряженной тишине выслушал рассказ Фаусто. Когда тот кончил рассказывать, он спросил его:
— Что вы будете делать?
Фаусто беспомощно развел руками:
— А что мы можем сделать? Ничего, кроме того, чтобы выполнить их требования. Паоло готов отдать свои драгоценности, а я выплачу им тридцать миллионов лир. Это — колоссальный шантаж, но что поделаешь под дулом винтовки? Жизни Нанды и детей важнее всего.
— Я знаю, — ответил Тони. — Я организую перевод средств. Полагаю, генерал Мальцер примет один из чеков Ватикана?
Когда Фаусто подъехал к своей вилле, его остановили два немецких солдата, поставленные у парадной двери. Он предъявил документы, и ему разрешили войти. Его семья сидела на кухне. Он поцеловал Анну. Ее милое личико было испуганным. Она спросила:
— Папочка, что происходит? Зачем здесь эти солдаты?
Он поцеловал Нанду, сел рядом с ней и спокойно объяснил происходящее. Когда он закончил, все некоторое время молчали. Потом Нанда тоже спокойно сказала:
— Бедный папочка и бедный Фаусто, — и положила руку ему на запястье.
Когда они ложились спать той ночью, она спросила его:
— Ты не жалеешь, что женился на еврейке?
В ответ он улыбнулся:
— Я жалею только о том, что многие годы был таким паршивым мужем.
Он лег в постель рядом с ней и поцеловал ее. Потом выключил свет. Некоторое время они лежали в темноте, прислушиваясь к разговорам немецких солдат под открытым окном. Потом они занялись любовью.
На следующее утро в шесть часов их разбудил сильный стук в парадную дверь.
— Что теперь? — пробормотал Фаусто,
Он увидел одного из немецких солдат у двери. На улице стоял грузовик.
— Что тебе надо? — крикнул он немцу.
Солдат поднял голову:
— Одевайтесь, вы поедете с нами.
— Куда?
— Никаких вопросов. Одевайтесь. Быстро!
Нанда сидела на кровати. Она была напугана.
— Как ты думаешь, что это значит? — спросила она.
— Я не знаю. Но нам лучше сделать так, как они велят. Я разбужу детей.
Когда он выбегал из спальни, его охватил страх перед неизвестностью.
Пятнадцать минут спустя их всех затолкали в кузов грузовика. Стоял такой же прекрасный весенний день, что и накануне, но Нанда заставила Анну надеть голубое шерстяное пальто.
— Просто на всякий случай, — сказала она, не вполне сознавая, что имеет в виду.
Грузовик отъехал от виллы и направился к Тибру. Четверо немецких солдат сидели вместе с ними в кузове, двое других в кабине.
— Куда мы едем? — спросил Фаусто.
— Без вопросов, — ответил немец.
Анна заплакала.
— Мамочка, я боюсь, — сказала она.
Нанда обняла ее:
— Все будет хорошо, дорогая.
— Но куда они нас везут? И кто будет кормить Тито и Джулио?
Это были кот и собака.
— Я выпустила их в сад и оставила им немного еды и воды.
— А что, если нас долго не будет?
Нанда умоляюще посмотрела на Фаусто. Он встал, пересек кузов и опустился на колени перед дочерью. Он взял ее за руки.
— Твой папочка когда-нибудь обманывал тебя? — спросил он.
— Нет. По крайней мере я так не думаю.
— Ну, тогда папочка обещает тебе, что сегодня после обеда мы вернемся домой. Я тебе говорил вчера вечером, что должен заплатить немного денег немцам, и когда это произойдет, мы переедем на какое-то время к дяде Тони. Но прежде, чем мы поедем к дяде Тони, мы вернемся и заберем Тито и Джулио с собой.
— Ты обещаешь?
— Обещаю.
И он поцеловал ее. Казалось, что это ее успокоило. Когда Фаусто возвращался на свое место напротив нее, он переглянулся с Энрико. Он знал, что его сын понимает, что происходит что-то неладное.
Двадцать минут спустя грузовик остановился напротив Реджина-Коэли, старой римской тюрьмы на левом берегу Тибра. Немецкие солдаты встали.
— Вы, трое, — сказал один из них, который немного говорил по-итальянски, указывая на Нанду, Анну и Энрико, — вылезайте. А ты, — он указал на Фаусто, — остаешься.
— Мы что, арестованы? — спросила Нанда.
— Никаких вопросов.
— Но это же тюрьма! — воскликнул Энрико.
Немец схватил его за руку и рывком поднял на ноги.