Величие. Книга 3
Шрифт:
– Помнишь все эти поверья, что доброе существо, умерев, упокоится без страданий, а злое будет долго мучиться в Бездне, прежде чем дух его исчезнет? – спросила Сепиру. Князь кивнул. – Когда я читала повесть, то думала, зачем нам, собственно, эта страшилка. Мы и так совершаем много ошибок, о которых потом жалеем… разве мы не расплачиваемся за них уже при жизни, на протяжении многих лет? Это смешно – грозить загробными карами, когда лучше всего мы наказываем себя сами. И понимаем это слишком поздно, когда остаётся пожинать плоды.
– Да, да. А ещё…
И они
– Эй! Вы чего мёрзнете? – Пьерше, высунувшись из обогнавшего их экипажа, приветственно приоткрыл дверцу. – Залезайте ко мне.
Однако Сепиру задорно закричала в ответ:
– Сам иди к нам. Нас больше, давай вылезай!
Очевидно, графу не очень-то хотелось гулять по морозу. Тем не менее он с недовольной гримасой спрыгнул на аллею, велев кучеру продолжать путь без него, и присоединился к радостно улыбающимся друзьям.
– Ты чего это весь день в кабинете сидишь, а потом ещё и в карете прохлаждаешься? Надо в седле, поддерживать спортивную форму! Ишь, какой ленивый стал, – шутливо отругала его Сепиру.
– И вот неймётся вам целых десять минут по аллее топать, – проворчал в ответ Пьерше. – Такой мороз!
– А Кэрел говорит, что сегодня очаровательный день! – назидательно произнесла баронесса. – И я с ним полностью согласна. А ты что такой недовольный? На работе что-то произошло?
– Кэрел? Кэрел у нас лирик, ему можно. На работе всё прекрасно, сегодня с послом Кариэлинем хорошо поговорил, наконец-то дело двигается с места. Только пока тсс!
– Они нас поддержат против дроу?! – сразу же набросились на Пьерше оба друга.
– Да, – процедил тот сквозь зубы, так что даже Сепиру и Кэрел едва расслышали.
– Какой же ты у нас умница! – И баронесса от всей души потрепала друга по загривку.
Тот аж споткнулся.
– Ой, прости!
– А ты-то что такая радостная? – подозрительно сощурился Пьерше. – У тебя что случилось?
– Просто настроение хорошее.
– Влюбилась, что ли?
Сепиру заливисто расхохоталась.
– Пьерше, я знаю, что ты иногда говоришь дурацкие вещи, но чтобы такую глупость!..
– И ничего не глупость, тебе точно свидание назначили, – как будто бы оскорбился граф Круазе. – Обычно ты не настолько безумно-жизнерадостная.
– Ага, ты мне назначаешь. Почти каждую неделю к тебе на кофе заезжаю.
– Да я серьёзно!
– Ну и я тоже.
– Что, правда ничего не случилось? – не унимался Пьерше, с недоумением заглядывая Сепиру в лицо.
– Совсем ничего. Я просто собираюсь отлично отдохнуть сегодня вечером. – И баронесса весело подхватила друзей под локти.
«Налопаюсь дома круассанов, отмокну в горячей ванне, а потом почитаю на ночь какой-нибудь приключенческий роман – вот будет
Граф, в отличие от дружелюбно улыбнувшегося Кэрела, только вздохнул. В последнее время он и правда находился не в духе, и состояние это было тем хуже, что походило скорее на глухое раздражение, нежели на вспышку гнева. Пьерше догадывался, что причиной служила последняя встреча с матерью – предельно краткая, но от этого не менее болезненная. Разговор по душам с Аурелием снял напряжение лишь отчасти. Никогда, никогда прежде Пьерше не предполагал, что реакция матери – с которой, казалось бы, у него давно не осталось никаких отношений – настолько уязвит его. Эхо равнодушия, как отзвук фальшивой ноты, по-прежнему пронизывало будни, незаметно внося диссонанс. Что-то в них потускнело и отмерло, однако Пьерше никак не мог определить, что именно. Ведь он давным-давно смирился с положением дел в своей семье – или, вернее, с тем, что у него её нет.
Несомненным оставалось одно: Пьерше начал часто вспоминать родителей. Эти навязчивые, раздражающие обрывки прошлого всплывали перед глазами в любое время, в любой ситуации, вне зависимости от его желания. Оживали позабытые эмоции, возвращалась детская впечатлительность, будто ему снова девять лет, и вот уже его всего трясло, основательно выбивая из колеи.
Пьерше вздохнул, разматывая шерстяной шарф и расстёгивая пуговицы пальто: они уже направлялись по коридорам в императорские покои. Не успели друзья доложить о себе, как навстречу им вышла Шиа. Её распущенные волосы небрежно придерживала лента, а фигуру скрывало свободное платье, приталенное лишь у самой груди. Ажурный платок из тончайшего пуха по-домашнему обнимал плечи. Вольготный и разнеженный вид эльфийки заставил Пьерше неожиданно занервничать. Страхом и оскорблённой гордостью отозвались её недавние загадочные шутки. Да, похоже, не стоило ему ехать сегодня в гости. Отговорился бы кучей работы…
– Здрасьте-здрасьте, – зачем-то отвесив шутовской поклон, ляпнул он вместо этого. – Вас уже и от императрицы не отличишь.
Однако эльфийка лишь насмешливо фыркнула, давая понять, что считает развязную фамильярность неуместной.
– Что ещё за «здрасьте-здрасьте»? – Она отворила соседнюю дверь, недвусмысленно намекая, что император на самом деле близко и всё слышит. – Аурелий, они пришли!
В ответ на её крик издалека донеслось приглушённое «угу».
– Так и кажется, что она сейчас вместо «Аурелий» крикнет «дорогой», – шепнул Кэрел на ухо Сепиру.
– Ага, точно, – усмехнулась баронесса этой домашней сцене. И, обернувшись, шикнула второму другу: – Пьерше, ты чего?
– Что? – раздражённо переспросил граф.
– Сам на себя не похож! Хмурый, говоришь невпопад… Вон даже Кэрел за тебя шутить начинает.
Пьерше собрался было огрызнуться вновь, но тут в дверной проём просунулся светящийся добродушием Аурелий.
– Опять ссоритесь?
– А, вот, наконец-то! – с облегчением воскликнула баронесса. – Аурелий, сделай с ним что-нибудь. У него плохое настроение.