Великая и ужасная красота
Шрифт:
Должно быть, Том пошутил. Стоит чуть-чуть подождать, и он рассмеется, скажет, что это чистая ерунда… но на лице брата блуждает все та же самодовольная улыбка. Я не собираюсь спускать ему подобное.
— Матушка всегда была рядом с отцом, — холодно произношу я. — Он не требовал от нее, чтобы она держалась сзади, как какая-нибудь унылая имбецилка.
Улыбка Тома тает.
— Совершенно верно. И посмотри, к чему это привело нас всех.
Он снова замолкает и отворачивается к окну.
За окнами кеба проплывает Лондон. Я впервые понимаю,
— Джемма…
Голос Тома прерывается, брат на мгновение-другое замолкает. Он пытается справиться с чувствами.
— В тот день, когда вы с мамой… почему, черт побери, ты убежала? О чем ты думала?
Я отвечаю чуть слышным шепотом:
— Я не знаю.
По правде говоря, это совсем не утешает.
— Женская нелогичность.
— Да, — говорю я, но не потому что с ним согласна, а потому что хочу дать ему что-то… хоть что-нибудь. Я говорю это потому, что мне хочется, чтобы он простил меня. И, возможно, после этого я смогла бы простить сама себя. Возможно.
— Ты знала, что… Что тот мужчина, которого они нашли… он тоже убит?
— Нет, — шепчу я.
— Сарита сказала, что у тебя была истерика, когда тебя нашли. Ты что-то болтала о каком-то индийском мальчишке и о… ну, о разном.
Том некоторое время молчит, потирая ладони о брюки. Он все так же не смотрит на меня.
У меня дрожат руки. «Я могла бы рассказать ему… Я могла бы рассказать ему о том, что прячу глубоко в себе…» Ведь сейчас, в этот момент, Том был тем самым братом, по которому я скучала, который однажды принес мне камешки с морского берега и сказал, что это драгоценности раджи. Мне хочется сказать ему, что я боюсь сойти с ума и что мне уже ничто вокруг не кажется реальным. Мне хочется рассказать ему о видении, чтобы он снисходительно погладил меня по голове и отверг все с безупречной логикой врача. Мне хочется спросить у него, возможно ли, чтобы девочка сразу родилась нелюбимой, или ее перестают любить со временем? Мне хочется рассказать ему все, заставить его понять…
Том откашливается.
— Я, собственно, хотел спросить… с тобой ничего не случилось? Он не… ты действительно в полном порядке?
Мои слова падают в глубокую, мрачную тишину.
— Ты хочешь спросить, осталась ли я девственницей?
— Ну, если ты готова выразить это так откровенно… да.
Только теперь я понимаю, как глупо было с моей стороны думать, что он и вправду хочет узнать, что там произошло. Его беспокоит лишь одно: не опозорила ли я семью.
— Да, осталась, или, говоря твоими словами, я в полном порядке.
Мне даже захотелось рассмеяться от такой лжи… я ведь совсем не в порядке! Но мои слова подействовали именно так, как и должны были. Что поделаешь, в их мире все строится на большой лжи. Это иллюзия, где каждый кажется не тем, кто он есть, и все делают вид, что ничего неприятного просто не существует, никаких там домовых в темном углу, никаких призраков в душе.
Том с облегчением расправляет плечи.
— Отлично. Ну, ладно…
Он уже снова полностью владеет собой, придавив все человеческое.
— Джемма, то, что мама была убита, бросает тень на всю нашу семью. Если станут известны подлинные обстоятельства, разразится скандал.
Он пристально смотрит на меня.
— Я знаю, ты с этим не согласна, но я твой брат, и я тебе говорю: чем меньше будет известно, тем лучше. Это для твоей же пользы.
Он был сплошная логика и факты, никаких чувств. Со временем он станет отличным врачом. Я знаю, он говорит чистую правду, но все равно ненавижу его за это.
— Ты уверен, что тебя тревожит именно моя польза?
Челюсти Тома снова сжимаются.
— Сделаем вид, что я этого не слышал. — Том нервно поправляет манжеты рубашки. — Если ты не хочешь подумать обо мне, о себе самой, так подумай хотя бы об отце. Он нездоров, Джемма. Ты и сама это прекрасно видишь. Обстоятельства маминой смерти его просто раздавили. И тебе наверняка известно, что отец обзавелся в Индии некоторыми весьма дурными привычками. То, что он вместе с индийцами курил кальян, наверное, добавило ему популярности, они могли даже смотреть на него как на своего человека, но это не пошло на пользу его организму. Он всегда слишком любил удовольствия. Любил убегать от привычного.
Да, отец иногда возвращался домой очень поздно, весь день проведя неведомо где. Я помню, как матушка и слуги помогали ему добраться до кровати, и такое случалось далеко не однажды. И все равно мне было больно слышать от Тома такое… Я возненавидела брата за то, что он заговорил об этом.
— Но тогда зачем ты постоянно приносишь ему опиум?
— В опиуме нет ничего дурного, — фыркнул Том. — Это просто медицинский препарат.
— Только в очень малых дозах…
— Отец не слишком к нему привязан. Только не отец, — отвечает Том так, словно старается убедить присяжных заседателей. — Теперь, когда он вернулся в Англию, с ним все будет хорошо. Просто помни, что я тебе говорил. Можешь ты мне наконец пообещать, что не проговоришься? Пожалуйста!
— Хорошо, согласна, — киваю я, а внутри все холодеет.
В школе Спенс и не догадываются, что они приобретут, когда я туда приеду, — у них поселится призрак девушки, который будет кивать, улыбаться и пить чай, но на самом деле находиться где-то далеко.
Возница оборачивается и заговаривает с Томом:
— Сэр, нам придется проехать через восточную часть, так уж будьте любезны задернуть занавески.
— О чем это он? — спрашиваю я.
— Мы должны пересечь восточную часть города, Уайтчепел. Это самые настоящие трущобы, Джемма, — отвечает брат, опуская занавески на окно со своей стороны, чтобы не видеть нищеты и грязи.