Великая игра
Шрифт:
— Средства вы не те предлагаете.
— А кое-кто говорит, что разум и душа живут в желудке, — вдруг изрек один из центурионов. Кажется, Бертиль.
Все замолчали, не понимая, с чего это он. Затем Эрион хихикнул, поняв ход мысли центуриона. Комендант о голове, он о желудке. Кто чем думает.
— Нет, правда! — Центурион почуял, что сказанул что-то не то. — Я читал, есть такие.
«Он еще и читать умеет, а челюсть-то больше лба».
— Ну, если много кушать, — рассудительно проговорил Эрион, — то желудок и правда начинает мыслить вместо мозгов. Впрочем, у господина наместника такая кухня, что я готов мыслить желудком!
Все облегченно рассмеялись. Вечер продолжался своим чередом. Вплоть до самого утра.
Дело близилось к зиме. В городе с болезнями явно стало лучше. То есть для самих болезней — хуже. Что очередной раз подтвердило уверенность Эриона в том, что человечество к счастью надо гнать палками. Тогда оно и мыться начнет, и котов разведет, и всякую якобы чудодейственную дрянь в себя лить не будет. Только бить его чаще и злее надо.
Зарядили дожди. Скоро навигация прекратиться, в городе станет потише. Можно будет снова заняться исследованиями. Эрион подумал о своих величайших сокровищах, спрятанных в сундуке черного дерева, которое не проточит жук и не прогрызет мышь, о завернутых в несколько слоев ткани и переложенных специальными пахучими травами против плесени и червячков медицинских атласах и книгах. Драгоценнейшее собрание, мудрость, перешедшая по наследству еще от эльфов. Вскрывали они трупы или им действительно дано было видеть сквозь тело, но эти атласы до сих пор были верны. За копию медицинского атласа с примечаниями и две книги он отдал такую кучу денег, что страшно, и подумать. Даже сейчас страшно подумать. Особенно страшно подумать, что кто-нибудь таки раскопает, откуда эти деньги взялись. Впрочем, вряд ли.
Их он приобрел совсем недавно, даже не успел изучи как следует. Сразу спрятал, и вот теперь пришло их время.
Дахарва спал. Ну и пусть спит. Эрион зажег свечу. Тут темнеет стремительно, зимой особенно. В доме тепло. Этот дом остался по большей части прежним, харадским, но по указаниям Эриона многое переделали, к примеру, сложили камин. Правда, камин, столь любимый нуменорцами, большую часть года просто не нужен. Но когда будет совсем мерзко и мокро, так приятно будет посидеть возле него, чувствуя себя совсем дома.
Эрион расстелил на столе льняную скатерть и с великой осторожностью и почтением положил на нее атлас. Ключиком отомкнул два маленьких замка, раскрыл книгу.
— И где же тут место для души? — пробормотал он. — Не то читаю. Не то.
А что еще читать? Все давно читано-перечитано, так откуда эти дурацкие сомнения? Может, из-за того разговора в трактире два дня назад?
…Госпожа Мериль впервые решилась встретиться с очаровательным лекарем наедине. Встреча была невинной, говорили о погоде, о литературе, о науке. Эриона даже умиляли серьезные рассуждения молоденькой женщины. Глупенькой она точно не была, во всем хоть чуть-чуть да понимала, чтобы уметь поддержать разговор. Но дальше разговоров, сладостей и легкого вина дело не пошло. И долго еще не пойдет. Таких нужно, как золотую рыбку, долго вываживать и подсекать только тогда, когда настанет момент. Но этот момент явно настанет. Госпожа Мериль была очаровательна — с нежной белой кожей, огромными голубыми глазами в чудесных ресницах и крохотным ротиком с настоящими золотистыми — не крашеными — кудрями, тонкая, нежная, с голоском-колокольчиком. Самое смешное что ее младший брат страшно на нее похож, если переодеть — сойдут за близнецов.
Однако в Мериль ощущалась некая коварная напористость, скрытая, но недостаточно умело. А вот братец был совершенно наивным существом. Эрион даже имени его не запомнил. Надо будет потом спросить, а то ведь сядешь в лужу.
Успешное начало, ничего не скажешь. Но все же некоего буйства еще недостает. Надо где-то добрать радости. С веселым сердцем Эрион решительно направился к трактиру «Три орла», на вывеске которого красовалась почему-то трехглавая, как Тангородрим, Менельтарма, а на трех ее «головах» восседали три орла с пивными кружками в лапах. И чем хозяину, скажите на милость, Менельтарма не угодила? И зачем такая вывеска? Ведь когда-нибудь да аукнется… Но пока этакое развеселое вольнодумство привлекало сюда довольно много посетителей, что вполне оправдывало риск. Правда, трактир был не дешев, но и обстановка, и кухня того стоили. Был тут и общий зал — для народа попроще и победнее, и несколько отгороженных уютных закутков на двоих-четверых. Эрион туда и направился.
Его тут знали — да и кто из горожан теперь его не знал что в нижнем, что в верхнем городе? Подавальщик словно из-под земли вырос и, учтиво поклонившись, осведомился о желаниях гостя.
— Жареной рыбы, как я люблю, белого вина, а дальше сам знаешь, — улыбнулся лекарь. Молча подпорхнула служанка с водой для омовения рук и полотенцем. Эрион уселся, закрыл глаза и стал слушать. Приятно было просто посидеть, ни о чем не думая. Окна выходили прямо над стеной верхнего города. Сейчас окна были открыты, потому как внутри было жарко, а по сырой погоде еще и душно. Дождь прекратился, и над морем в иссиня-черном небе засверкали чистые звезды, пусть и ненадолго. Скоро звезды снова затянут тучи, а окна закроют слуги. В зале тихо жужжали голоса, звучала негромкая музыка.
— Вы позволите? — послышался приятный мужской голос. Эрион открыл глаза и скосил их на звук. — Вы не будете против, если я устроюсь здесь? — Гость стоял, подсвеченный сзади, из зала, желтоватым рассеянным светом, а лицо его ярко освещала свеча на столе.
— Прошу вас, — ответил Эрион и снова прикрыл глаза, давая соседу понять, что к разговорам он сейчас не склонен.
Сосед и не пытался завязать разговор. Он тоже спокойно ждал, и это ненавязчивое присутствие весьма расположило Эриона к нему. Он открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот деловито записывал что-то на восковой табличке. Это был красивый, аристократического вида мужчина в расцвете лет. По лицу можно было бы принять его за выходца из андунийских владений. Явно не военный, по строгому одеянию не поймешь сословия. Скорее всего, тоже ученый муж или образованный городской патриций. Или образованный купец.
Появился подавальщик с подносом. Сосед повел носом и оторвался от таблички.
— У нас сходные вкусы, — улыбнулся он. — Прошу прощения.
— За что я вас должен прощать?
— Нарушил ваше уединение. А уединение — редкая в наше время роскошь, и надо ее ценить.
Принесли заказ гостя. Да, та же рыба.
— Сходство очевидно, — улыбнулся Эрион, занявшись своей едой.
Сосед улыбнулся и достал из поясного футлярчика маленькую двурогую вилочку из кости — харадское изобретение, быстро входящее в моду в колониях, правда, пока еще редкое и дорогое.
— Удобная вещь, — сказал он и занялся своим блюдом. Ел он изящно и умело, так что воспитан был явно не в канаве.
— Удобная, несомненно.
— Кое-где едят палочками. Весьма оригинально, но непривычно.
— Стало быть, вы много где побывали?
Сосед развел руками — в одной вилочка, в другой изящный нож — и смущенно улыбнулся.
— Ремесло, сударь мой, обязывает.
Изящество манер и неуловимая мимика просто притягивали.
— А осмелюсь осведомиться, каким ремеслом изволите зарабатывать на пропитание?
— Торгую и покупаю.
— Что именно?
— Вы прямо таможенник! Впрочем, скрывать мне нечего. Я торгую разным товаром и разный товар покупаю. Но то этот всегда редкий и единичный. Часто работаю по заказу. Мне говорят — такая-то прекрасная дама прослышала о харадском чудодейственном средстве, так называемой горной смоле. Я ищу пути, чтобы сию смолу добыть, и обычно добываю то, что желает клиент. И никогда клиента не обманываю. Репутацию, сударь мой, ни за какие деньги не купишь. А желания клиента — мои желания. Я всегда добиваюсь того что желаю, — с нескрываемой гордостью сказал он.