Великая игра
Шрифт:
— Редкое качество, — усмехнулся Эрион. — Если бы не знал, что вы не всесильны, прямо-таки вцепился бы в вас.
— А что вам надо? — поинтересовался сосед. — Возможно, я смогу выполнить ваш заказ.
Эрион расхохотался.
— Опасаюсь, на это ваших сил не хватит. А мне — средств, чтобы оплатить. Мне, сударь мой, нужна такая штучка, которая дает ответы на все вопросы.
— Книги? — с готовностью осведомился сосед. — Какие? Тематика? Время? Срок исполнения заказа?
Эрион вздохнул.
— И почему я не видел вас раньше в городе? Вы здесь в первый раз? — сменил он тему.
— Да нет, бывал и прежде. Но бываю я тут редко. Моя торговля идет не морем, здесь конечный пункт.
— Но вы ведь уроженец Острова?
Сосед засмеялся — удивительно мягко и обаятельно.
— Стыдно признаться, сударь мой, нет. Я не бывал на Острове. Но когда-нибудь, конечно же, побываю, это же мой долг. Хотя, честно говоря, страшновато.
— Почему?
— Святость Менельтармы пугает, — со смехом отозвался он. — Тут я чувствую себя свободно, а там… я не хочу показаться себе червяком. Говорят, там все испытывают неизъяснимое благоговение, словно чувствуют близость Единого. Да? Не знаю, как вам, уроженцам Острова, а нам, тутошним, неуютно. Мы не на благой земле родились. Вдруг я не выдержу близости Его? И упаду я с горы, и разобьюсь насмерть… — печально вздохнул он и улыбнулся. — Или улечу. И никогда не вернусь.
— Да вы поэт, сударь мой!
— Нет, я сугубый практик, — пожал тот плечами. — Просто многое повидал. А это либо заставляет наращивать панцирь, либо думать о душе.
— Не рановато ли?
— Кто знает свой срок? — Сосед снова вонзил вилочку в рыбу и изящным жестом отправил в рот золотистый кусочек.
Эрион взялся за кубок с вином. Ему, как особо важному гостю, подавали в стеклянном, чтобы можно было полюбоваться игрой цвета.
— Как летний рассвет, — сказал сосед. — Может, закажем еще чего-нибудь? Тут подают замечательную баранью ножку с чесноком. А к мясу — чудесное красное сухое. Мясо любит кровь.
— Я не люблю.
— Но вы же лекарь, как я слышал? Лучший в городе, вас почти обожествляют здесь. Лекарь не может бояться крови.
— Не боюсь — не люблю.
— И почему же?
Эрион помолчал.
— Вот не хотел вести разговоров о душе… но вы первый сказали, что о ней пора подумать, — усмехнулся он.
— Почему бы и нет? Знаете, мир велик, во многих местах разговоры о душе, о богах просто являются хорошим тоном. Далеко на востоке мудрецы любуются луной в саду с хризантемами и говорят не о войнах, не о политике, не о деяниях героев, а о путях богов, неизведанных и непонятных, о превращениях душ…
— Было бы о чем говорить, — буркнул Эрион. Настроение у него упало ниже подземелий Утумно.
— То есть как вас понять? Для вас уже все ясно, что ли? Или вы считаете… — лицо соседа на мгновение застыло, и странное какое-то было на нем выражение, — что… да нет, вы не можете так думать!
Эрион налил себе еще кубок. Кувшин был большой, упиться вполне хватит. А, пусть! Лучше упиться, чем думать об этом вот так. Только как иначе? Проклятый сосед, вынудил-таки… Ну, ничего. Сейчас я и тебе настроение испорчу.
— Сударь мой, — с легкой улыбкой начал Эрион, — я ученый. Я вскрыл много тел и места для души там не нашел.
— Но может быть, что…
— Ой, не надо! Все, что существует, можно либо ощутить, либо вычислить.
— Вы хотите сказать, что душу ощутить нельзя? А… а личность, а мысли, а все, что мы есть? Это же и есть душа!
— Сударь мой, жизнь — это всего лишь процесс накопления знаний, которые так или иначе записываются и передаются. И все. Сами прикиньте, ну подумайте! Мы собираем обрабатываем знания. Размножаемся, чтобы эти знания передавать и собирать новые. Больше ничего. Все наши чувства служат только тому, чтобы размножаться и передавать знания.
— Нет, если я осознаю, мыслю, хочу…
— Это только инструмент для сбора знаний, стимул.
— Но зачем он мне, если…
— Вам — незачем. Видимо, нужен нашему Всеотцу, — хмыкнул Эрион, постепенно распаляясь.
— Зачем?
— А почем я знаю? Развлекается.
Собеседник задумался. Лицо его помрачнело.
— Нет, сударь, вы слишком страшные вещи говорите. Если души нет, то смерть — это конец всего?
— Именно.
— И нет воздаяния?
— Нет.
— И, значит, если я живу только сейчас, то все ограничения, вся мораль — это не нужно? За нарушение ничего ТАМ не будет, и я должен жить только так, как хорошо для меня, так?
— Именно так.
Собеседник помолчал.
— Я не могу поверить. Не хочу.
— Хотите или нет — что это меняет? Я не нашел души.
— Это вы не нашли. Это не значит, что ее нет!
Эрион вздохнул. Проглотил очередной кусок, почему-то ставший отвратительным на вкус.
— Разве я не пытался найти душу? Все, что существует, можно ощутить и пощупать. Хоть как-то. Хоть опосредованно, да пощупать…
— Вы никогда не задумывались о крови?
— Что?
— О крови. Почему именно кровь требовал в жертву Моргот? Почему именно кровь пили упыри?
— Кровь точно так же загнивает и разлагается, сударь мой. Ничего в ней нет. Просто сытная она.
— Нет, но почему именно ее приносят в жертву?
— Дураки потому что. И Моргот требовал крови не потому, что в ней что-то этакое, просто потому, что с ней из тела уходит жизнь.
— Вот! Жизнь! Душа — в ней!
— Бред. Если выпустить всю кровь, человек умрет и выпущенная кровь сгниет. Была бы в ней душа, была бы кровь нетленна. Кровь — всего лишь часть тела, сударь мой. А души Моргот по-другому получал.
— Так все же есть душа? — ухватился за слово собеседник.
— Нет, это просто я так выразился. Есть сознание, которое существует, пока тело живет. И все. Чему нас учат мудрые? — наставительно поднял палец Эрион и отхлебнул вина. — Никто не знает, куда деваются души людей, может, они просто уничтожаются с телом вместе? И смерть — это все же наказание за падение, а никакой не Дар?
— Как грустно-то, если души нет… и не уходят души — они просто исчезают, это мы, дураки, стало быть, надеемся, что там что-то есть… Нет души, нет и наказания, есть только то, что есть, — задумчиво произнес собеседник с обреченным видом. — Нет, сударь, вы, конечно, ученый, но я все же верю в Единого.