Великая игра
Шрифт:
— Все когда-то кончается, — услышал он и резко поднял голову, очнувшись уже в шестиугольной комнате.
— Да. Но не для тебя, — усмехнулся майя, и нуменорец почему-то подумал, что Саурон похож на волка, хотя сходства не было никакого.
Майя встал, взял со стола шкатулку, открыл ее, придирчиво осмотрел содержимое и достал оттуда узенькое тусклое кольцо. Трудно было определить, что за металл. Оно казалось то железным, то бронзовым, то серебряным, то золотым. Нуменорец недоуменно смотрел, как майя надевает колечко ему на палец. Нахмурился. Хмыкнул.
Интересно, чему смеется? Его мысли майя прочесть пока не мог — человек еще не сказал «да», как тот молодой морадан.
Майя сел напротив. Собственное кольцо сейчас казалось невероятно холодным. К концу оно будет, скорее всего, горячим. Раскаленным.
— И как этот подарочек понимать? — насмешливо округлил брови человек.
— Вроде бы твой государь тоже одарил тебя перстнем? — прищурился майя.
— А, так это ты девку мне подсунул… Ну, что же, я тебе отвечу. Перстень мне подарил мой государь, мой родич и нуменорец, — спокойно ответил Хэлкар. — А ты мне не государь, и не родич, и вообще не человек.
— А кто же я?
— Сука.
И это они считают оскорблением?
Любопытно, что он будет говорить после. Главное, чтобы не повредился разум. Или повредился ровно настолько, чтобы соответствовать нужным целям. Будет жаль, если не выдержит.
«Что нужно сделать? Нужно разобрать этого человека по кирпичикам и собрать снова, заменив один-единственный кирпичик. Вместо верности Нуменору должна стоять верность мне. Сейчас он считает Нуменором именно Нуменор. Нужно, чтобы он подразумевал под Нуменором иное.
Останется все как прежде. Останется все — только верность будет иная…»
Обыденность обстановки, наверное, действительно несколько сбивала человека с толку. Хотя виду он не подавал, но, судя по тому, каким острым, почти режущим стал его взгляд, он ждал чего-то. Но что может произойти здесь, где только стены, да открытые окна, да ясный день за ними, да ласковый ветер… Майя почти ощущал, как мечутся мысли нуменорца, как воображение начинает рисовать нечто смутное, неопределенное, а потому пугающее своей неизвестностью и непредсказуемостью.
Но этот человек скоро возьмет себя в руки. Долго тянуть нельзя.
А вдруг — не получится? Нет, такого не может быть. Должно все получиться. Обязано.
Майя выпрямился в кресле и поймал упорный, жесткий взгляд человека. Так они сидели несколько мгновений, глаза в глаза. Если бы кто-то видел эту сцену со стороны, то ему показалось бы, что воздух дрожит и звенит на пределе слышимости, а глаза соперников словно связал иссиня-белый ледяной луч.
А нуменорцу казалось, будто его окружает душная, давящая тьма и в ней белым, нестерпимым огнем пылают два бездонных глаза без зрачков. Он тяжело задышал, на лбу выступили бисеринки пота. Ноздри расширились, он чуть прищурил глаза и оскалился.
— Я не отведу глаз, сволочь, — выдохнул он. — Я тебя не боюсь. Не сломаешь.
Майя сидел молча и неподвижно, жестко удерживая взгляд противника.
Человек замотал головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но белое пламя не отпускало, а тьма давила, заставляла смотреть. Казалось, даже закрой глаза — этот белый взгляд, все равно будет сверлить мозг даже под опущенными веками. Тьма набивалась в горло, в уши, и откуда-то шел непонятный, неотвязный звук, похожий не то на шум черного — почему черного? — прибоя, не то на далекий гул толпы…
…Многоголосый рев. Где-то там, впереди, словно на морской волне — знамя. Черно-золотое знамя. Человеческий прилив рвется вперед, слизывая с белых склонов крошечные фигурки, отступает, оставляя красные полосы, снова бьется о белую стену. Пыль, сквозь нее дико пялится безумное багровое солнце…
— Нуменор! Нуменор!
…Единый, ныне стою пред Тобой, открытый, как море открыто ветру. Мне ничего не нужно. Ты даровал мне призвание, и ничего иного не хочу, только сражаться во славу Нуменора и Твою, ибо для меня Нуменор — это Ты. И служа владыкам земным и этой земле, служу я Тебе одному. Я сделаю что должно, и будь что будет, ибо служу я не королям, а Тебе, и пред Тобой лишь отвечу, когда придет срок. Никто иной мне не судья.
Орел кружит в небесах.
Говорят, когда слово услышано, он устремляется к Закату…
Орел по спирали уходит вверх, теряясь в сиянии солнца…
…Лицо отца строго, как всегда, даже сурово. Никогда не выказывать нежности — иначе из сына вырастет слизняк. А должен быть — мужчина. Нуменорец.
— Запомни, сын, нет на свете звания выше, чем нуменорец. Нет удела лучше. И нет выше призвания, чем служить Нуменору и умереть за него. Ты понял?
— Да, отец, — кивает головой угрюмый мальчик.
— Итак, сегодня я хочу видеть, насколько ты преуспел в изучении истории подвигов наших славных предков. Поведай мне о деяниях первого государя Эльроса Тар-Миньятура.
— Первым государем Нуменора был Эльрос…
…Лицо государя настолько милостиво и доброжелательно, что даже как-то неуютно становится. В глазах его искреннее сожаление, почти грусть.
— Ах, родич, — обнимает за плечо. — Я знаю твои таланты в военной теории и вполне понимаю твою жажду проверить их на практике. Хотя и печально мне с тобой расставаться, все же я скрепя сердце соглашаюсь отпустить тебя. Верю, ты сумеешь принести Нуменору новую славу.
— Да, государь.
Сейчас он почти любит этого человека, который есть Нуменор. Он все готов для него сделать. Ради Нуменора.
… — Ради Нуменора? А что такое Нуменор? Всего лишь остров, населенный отнюдь не самыми лучшими на свете людьми. Разве они все есть олицетворение высокого и чистого? Разве не погрязли вы в мелочных страстях, грязной борьбе за власть, разве не забыли о своей миссии? Скажи, разве не так?
Разве не предал тебя государь — олицетворение Нуменора? Разве он так же чист и непогрешим, как был Эльрос? Разве не владеют им жадность, зависть, страх? Разве это — истинный государь? Разве с ним Правда Земли? Скажи, разве не так?