Великая игра
Шрифт:
Хонахт часто дышал, раздавленный, ошеломленный собственными чувствами. Он не хотел. Он бунтовал. Он был свободен и хотел остаться свободным, но…
— Вот именно. Но.
Гость сел рядом, и ветер заиграл его черными длинными волосами. Солнце светило ему прямо в льдистые глаза — но он даже не прищурился.
— Разве ты сам не знаешь, что каждому нужен Хозяин, чтобы этот мир жил так, как надо? И ты хочешь им стать потому что тоже знаешь, как надо. Но ты понимаешь только в чем-то, не во всем. Мир этот устроен так, что над каждым хозяином стоит свой, а вот верховный Хозяин только один. Я. И главное —
Хонахт помотал головой, чувствуя себя раздавленным и беспомощным.
— Все предали…
— Да. Отец и мать, тано и Ахтанир. Только не звери и не я. Хозяин заботится о своей стае. Ведь ты любишь своих волков? Ведь ты убьешь кого угодно за любого из них?
Хонахт немного оживился. Эти слова были правильные, он их понимал. Он кивнул. Он — убьет. И все его предали, это правда. Он помнил, как мать гнала его от калитки, когда он в зиму попытался переждать у нее буран. «Ты — не человек. Ты мне не сын! Отрекаюсь от тебя!»
Ну и пусть. У него нет родни, но есть стая.
— Вот и я люблю свою стаю. Выбирай — либо ты со мной, либо ты умрешь. И не я тебя убью, нет, я тебя и пальцем не трону. — Он усмехался. — Тебя твои же звери сожрут. — Усмешка превратилась в оскал. — А если ты будешь со мной, то другого хозяина, кроме меня, над тобой не будет, а ты станешь хозяином для многих. Ты избран, и ты это знаешь, не я первый тебе это говорю.
Хонахт молчал, и гость продолжал с улыбкой:
— Я знаю твои мысли — ты ведь давал мне клятву, и они не скрыты от меня. Хочешь сразиться со мной? А тебе мало того, что твои волки уже у моих ног ползают?
Хонахт поднял взгляд и увидел, что это так. Он чувствовал силу, идущую от гостя, и понимал, что сам он перед ним — ничтожен.
— Именно. Так подумай, какая честь тебе оказана — я говорю с тобой, как почти с равным. Я, Хозяин, протягиваю тебе руку с жирным куском мяса, а не плетью замахиваюсь, я тебя зову, а не ошейник надеваю. Хотя ты и так уже мой, я бы мог силой тебя притащить, за шкирку!
Хонахт сжался от этих слов. Волки с обожанием смотрели на гостя, высунув языки. Только Пес с виноватым видом поглядывал на Хонахта, хотя полз на брюхе к гостю.
— Если ты Хозяин, — хрипло выдавил он, — то…
— … верни мне меч, — смеясь, закончил гость. — Что же. Я помогаю тому, кто мне верен. Ты получишь его из моих рук, как дружинник от князя. Идем же, отомстим тому, кто предал и тебя, и меня.
Хонахт стиснул зубы. Глаза его сузились, ноздри широко раздулись. Он даже не понимал, почему вдруг в нем закипел такой гнев — или Хозяин знал, чего он на самом деле хочет? А, пусть. Ведь так и есть. Так чего же опасаться?
Настал час мести. Всем.
Никогда еще он не испытывал такого восторга, такого ощущения власти, как в тот день, когда они мчались на юго-восток, от пустошей и леса, к жилищам людей. Как сладко
— Разве не прекрасно преодолевать, а? — смеялся тот, и его черные волосы развевались на ветру. — Он боится, он хочет удрать, а ты держишь его вот так, — он поднял кулак, — и он идет, он не смеет не подчиниться!
Хонахт молчал, не имея сил ответить. Потому что если бы раскрыл рот, оттуда вырвался бы вопль восторга, как там, в подвале, когда кнут обжигал тело. Волки молча бежали следом — и не смели даже приблизиться к лосям, хотя Хонахт ощущал их голод. А Хозяин смеялся.
— Не думай обо мне как о Хозяине, хотя это и так. Я Охотник. Да. И мчится наша Охота, Дикая Охота!
Дикая Охота духов летала в небесах в самую длинную ночь в году, а сейчас светило солнце, но скачка была жуткой и прекрасной. И — власть, полет и власть!
Охотник остановился на обрыве. Внизу, далеко вилась дорога — Хонахт знал эту дорогу, она шла от Аст Алхор до Аст Ахэ, а потом дальше — к горам, где Подземный Народ обменивал на еду, мех и прочее полезные и красивые вещи из камня и металла. Как теперь далека была эта дорога, по которой он некогда мечтал уехать, чтобы посмотреть дальние края… теперь перед ним была куда более широкая дорога пусть и незримая.
Ветер дул им навстречу, низкое солнце висело над лесом, небо было блекло-голубым, словно чуть припорошенным пылью. Они стояли над обрывом, над всем миром.
— Ты хотел летать? Ну? — обернулся Охотник к нему. — Давай. Прыгай.
Хонахт, еще не остывший от скачки, повернулся к нему.
— Я не могу!
Охотник усмехнулся.
— Я приказываю.
И Хонахт, словно в каком-то оцепенении, охваченный внезапным ужасом, медленно спешился и шагнул к обрыву. Шаг. Еще шаг. Этой воле он противиться не мог. Нет, никто его не подталкивал, он понимал, что может остановиться, но боялся не послушаться — даже сейчас, когда под обрывом ждала смерть…
— Стой.
Он замер в шаге от обрыва.
— Ты прошел испытание. Ты будешь летать. Но сначала, — Охотник снова усмехнулся, — я верну тебе меч.
Теперь они ехали не так быстро. Это было похоже на торжественный въезд князя в свои владения после победы над лесными людьми или орками. Лоси с застывшими от страха как стекло глазами медленно выступали, уже даже не дрожа.
— Они умрут, когда все кончится, — беспечно сказал Охотник. — Они уже не будут нужны, — он похлопал лося по плечу. — Есть звери, которые поддаются легче, есть те, кто не поддается совсем. Приходится постоянно держать их своей волей, а это невыгодно и долго. — Он глянул на Хонахта. — Ты ведь знаешь предания о древних Волках, о Нетопырях. О Драконах?
Хонахт кивнул.
— Это были другие звери, — протянул он. — В них жила воля их Хозяина, они были мне глазами, ушами и руками… — задумчиво протянул Охотник. — Сейчас таких почти не осталось. — В голосе его звучала странная печаль, и у Хонахта болезненно сжалось сердце. Всегда больно, когда сильный и щедрый страдает, когда он в чем-то слаб, и так хочется помочь ему… Тем более что он теперь не останется в долгу, он сумеет отплатить, отслужить!
— Я сделаю это для тебя, тано! — вырвалось у него.