Великая игра
Шрифт:
Она молила о знаке.
Полог шатра бесшумно раздвинули. Человек был один. Асма-анни взглянула ему в лицо — и поняла все.
Вот и знак. Она была права. Но она уже ничего и никому не сумеет сказать.
Асма-анни отложила свиток, чтобы не запачкать, и молча подставила горло.
Убийца выскользнул незаметно и слился с ночью. Стояло время темных богов.
— Разве не видишь, государь, это и есть тот знак которого ты хотел? Аргор-хэтан вернулся, а госпожа Асма-анни умерла. Солнце взяло ее жизнь и отдало ему. Разве это не знак?
Керниен молчал. Он мог и по-другому истолковать то, что произошло. И таких толкований могло быть сколько угодно. И никто не мог сказать ему, которое правильное. Потому он решил заставить себя поверить — иначе как жить? Надо же найти хоть какую-то точку опоры! Пусть будет эта — и будь что будет.
В Керанане зима суше и теплее, чем на севере или на побережье. Но все равно — зима есть зима. Восточный ветер гонял по улицам желтую пыль, северный сметал с неба облака, и оно становилось пронзительно голубым и бездонным. По каменным глухим заборам тянулись темно-красные лозы вьющихся растений, усеянные такими же темно-пурпурными листьями или покрытые гроздьями поздних цветов. Ветви апельсиновых и гранатовых деревьев свешивались за ограды, и в сточных канавах плыли оранжевые и пурпурные круглые плоды.
Зима — время увеселений и праздников. Тем более что керна-ару, государь Керниен, в кои-то годы изволил провести зиму в столице. Ханатта сильно изменилась с тех пор, как шестнадцать лет назад было явлено чудо Меча и Посланник Солнца дал государю своего избранника керна-хэтана Аргора, за которым тоже следовало чудо. Чудесным образом избегший смерти вождь — говорили даже, что он воскрес из мертвых, — возвращался в столицу вместе с государем. Завершался круг длиной в шестнадцать лет. И наместник Наран готовил пышный прием своему царственному брату.
Земли Ханатты теперь были спаяны прочнее, чем когда либо. Власть была в руках самого государя и его наместников, а не князей и жрецов. С морскими варварами установился мир — правда, надолго ли, никто не знал. Но пока что мятежные князья нашли у заморского соперника Ханатты лишь приют, но не помощь в войне. И урожай в этом году был хорош, так что вряд ли следует ждать голода.
И люди говорили, что Правда земли — с государем.
Люди стояли на плоских крышах домов в пестрых праздничных одеждах и бросали под ноги коням цветы. Грохотали барабаны, заунывно гудели трубы и волынки, отчаянно верещали флейты. Струнам тут не место — только вечером будут они тихо звенеть в садах знати и бедноты. Танцоры и акробаты, увешанные колокольчиками, в пестрых тряпках, вертелись и приплясывали впереди медленно выступавших коней Золотых Щитов, отовсюду неслись крики и песни, грохот барабанов. Повсюду пестрота и веселье.
Белый город с золотыми крышами. Странно похож на… как его там называли? Арменелос? Да, Арменелос…
Аргор помотал головой. Это воспоминание не вызывало у него в душе прежнего трепета и тоски. Зато опять плеснулось это черное, тошнотворное.
Белая площадь, усыпанная цветами, а по ним навстречу им идет некто пеший, в лазурном одеянии, с длинными черными волосами и золотой прядью надо лбом. Керниен быстро спешился и почти побежал навстречу брату. Где-то шагов за десять до коленопреклоненного брата он вдруг вспомнил, что на них смотрят и что надо хотя бы видимость обряда соблюсти. Смеясь, он подошел к брату, поднял и поцеловал его в обе щеки, принял поклоны отца Маарана и других верных, а потому оставшихся у власти жрецов. Сейчас государь проследует в свой дом, где примет омовение, облачится в подобающие одежды и будет отдыхать до самого вечера, чтобы выдержать долгий пир и нарочно приготовленное для пира зрелище, в котором лучшие придворные актеры представят его собственные подвиги.
Аргор с удовольствием погрузился в теплую ароматную воду. Что ни говори, ханаттаннайн знают толк в наслаждениях. Молчаливый раб, невысокий, узкоглазый и скуластый, стоял наготове, нагревая на покрытой изразцами печи полотенца. Наверное, это правильно. Люди созданы для разного — кто-то властвовать, кто-то строить, кто-то разрушать, а кто-то быть рабом. Нет, правда, разве не встречаются сплошь и рядом тупые куски человеческого мяса, способные только жрать, срать и плодиться? И если он собирается создав великое государство, где мерилом для каждого будет его собственная полезность, то вот такие тупые только в рабы и сгодятся. Это будет не так, как в Ханатте, но что поделать большая часть человечества только в рабы и годится.
Нуменорец улыбался. Где-то сейчас Жемчужина? Она бы сумела его развлечь…
— Господин! — зашептал кто-то в ухо.
Он открыл глаза и увидел Дайру, своего нового телохранителя из восточных княжеств, коими ныне правят от имени государя его родичи, князья Арханна. Народ там на диво высокий и красиво сложенный, но кожа у них почти черная.
— Господин, к вам вестник. Впустить?
Ну, вот еще…
— Пусть войдет, — уныло протянул Аргор.
В купальню вошел отец Мааран, одетый с вызывающей скромностью.
— Чего ты хочешь? — проворчал Аргор.
— Саурианна просил тебя о встрече. Он ждет тебя в твоих комнатах.
Майя небрежно развалился на тахте, подперев голову рукой. Аргор остановился посреди комнаты.
— Садись. Сюда никто не войдет. Да никто меня не видел, не беспокойся.
Аргор нехотя повиновался. И правда, чего стоять-то?
— Я пришел говорить о важном. О Керниене.
Аргор нахмурился.
— Ты сделал то, что я просил. Ты создал мне войско — морэдайн и ханаттаннайн. Но зачем мне войско, которое не будет воевать против моего и твоего врага, пока жив Керниен? Да-да, Керниен очень достойный человек, но очень глупый. Он отказался от Силы… Но зачем мне он, когда у меня есть ты? Решай — резко поднялся Саурон. — Ханатта Керниена готова замириться с ненавистным тебе Нуменором. Керниен неблагодарен. Мне — и тебе — нужна Ханатта которая будет врагом Нуменору. Мне нужен король который будет верен мне. Керниен таким не станет. Что скажешь? Каков вывод?
— Керниен должен умереть, — сказал Аргор, прежде чем успел сообразить, что говорит. А когда понял — почему-то не испугался своих слов.
Майя выжидающе смотрел на него.
— И что? Тебе его не жаль?
— Он мой побратим.
— Ну так определи, что тебе важнее. Глупые человеческие обычаи или Твой Нуменор. В конце концов, ты — государь, а он всего лишь один из множества варварских корольков.
Аргор зло нахмурился. Ему не нравилось, что кто-то смеет подталкивать его к решению. Черное опять заплескалось внутри.
— Я сам решу, — прорычал он. — Я решу. Я!
Майя еле заметно улыбнулся и смиренно кивнул.
— Конечно же ты, государь.
Вот теперь все было правильно.
Каждая поза актера означает определенное чувство или настроение, каждое движение — символ. Для того, кто умеет их читать. Аргор вспоминал краткие уроки Жемчужины, краем уха слушая пояснения Нарана, который смотрел на Аргора прямо-таки с обожанием. Слишком пестро, слишком шумно и громко.
Керниен молча взирал на помост, полулежа за низким столиком. Тяжелые думы одолевали его: