Великая игра
Шрифт:
Земли князей Дулун — только предлог для встречи. Ах, не ко времени. Нельзя, чтобы сейчас началась война с могущественным соседом. Ханатта еще отнюдь не так сильна, чтобы противостоять нуменорцам…
«А почему, собственно, противостоять? — тоскливо думал государь. — Почему не соседствовать? Я многое был бы рад взять у них. И у нас тоже наверняка есть что-нибудь, что они захотели бы перенять. Если, конечно, им не требуется от нас только наша земля и покорность. Этого я не дам. Никогда. Никому. — Он помотал головой. — Я не хочу думать о дурном. Если у них есть еще такие люди, как Аргор, то я буду рад учиться у них. Если у них есть такие люди, то есть и надежда поладить». Вдруг он резко поднял голову и уставился и темноту, как будто его осенила какая-то внезапная мысль.
«Солнце Всеблагое, Аргор, вот же тебе твой Новый Нуменор! И не надо ничего разрушать!»
Керниен на мгновение задумался, мысленно рисуя себе картины возможного будущего — светлые города у моря, разноцветные паруса ханаттаннайнских и нуменорских кораблей, людей, в которых мешались черты обоих народов, новый язык… Он тряхнул головой. «Все это прекрасно, но этого пока нет, да и будет ли? Одно понятно — я с Нуменором войны не хочу, мне выгоднее доброе соседство и торговля. Это и будет первый шаг к моей Ханатте… Но помечтать-то можно, это же никому не повредит, о отец Солнце?» — почти жалобно подумал Керниен, возвращаясь к яви.
Государь отпил подогретого вина, поглядывая на нуменорцев. Они нравились ему. Узнать бы еще истинную причину их приезда. Нет, тут дело еще в чем-то, и земли Дулун — не главное. Но — что именно?
Нуменорцы остались на харадском берегу. Ночью проконсул собрал всех. Не было смысла о чем-то говорить. Они видели его. Все.
— Теперь остается лишь одно, — нарушил молчание Элентур, — выяснить, человек ли он.
— Как? — поднял взгляд проконсул, уже зная ответ.
— Очень просто — попытаться убить.
— И кто?
Элентур болезненно поморщился.
— Вам так важно имя? Не надо, оставьте это мне. Не знаешь имени — и человека не представляешь. Он знает на что идет, знает, что умрет. Он знает, что Нуменор отречется от него и, кроме нас, никто не будет о нем ничего знать. Он умрет, как обычный безумец, за которого никто не в ответе, и будет молчать. Такова наша служба… Наше дело — позаботиться о его родных. Он постарается убить его с первого удара, чтобы никто не сомневался, что он убит, и убьет его на глазах у свидетелей, чтобы опять-таки сомнений не было.
Больше никто ничего не спрашивал — если это человек Элентура, он сделает все как надо.
А потом полог шатра распахнулся, и в проеме на сером фоне дождливой ночи возник черный силуэт.
Проконсул едва сумел удержаться от того, чтобы не втянуть голову в плечи и постараться сделаться как можно меньше и незаметнее. Наверное, все они сейчас ощущали себя набедокурившими мальчишками, оказавшимися перед лицом сурового отца. И дурацкий вопрос — а часовые куда смотрели? — так и остался невысказанным. Куда уж часовым — против самого… кого? Эльдариона-Хэлкара? Аргора? Как страшно признаться себе самому, что ждал, просто жаждал, чтобы он пришел. Разговор должен быть — но, Единый, как же страшно… Нет, проконсул не боялся Аргора. Он вообще мало чего на свете боялся. Он боялся, что Эльдарион умер. И сейчас это предстоит узнать…
Аргор злился на себя — он медлил войти. Какое-то странное, неуютное чувство толкало его прочь и в то же время не давало уйти. Робость страх, стыд — и непреодолимое желание увидеть именно этих людей, потому что некогда все они были единым целым. Ему не хватало их. Да. Он понял это — и успокоился. Это его нуменорцы. Люди Его Нуменора. У него никогда не было друзей — но у него были соратники. И он сам выбирал их. И только эти люди были по-настоящему дороги Эльдариону — по крайней мере, их ему было бы жаль потерять.
Как бывает жаль потерять любимое оружие.
Он радостно шагнул внутрь. Он был счастлив. И он не стал слушать черный прибой, снова чуть слышно заплескавшийся на самом дне души.
Пожалуй, только ленивый кот Элентур не испытал мгновенного желания броситься к нему. Элентур в свое время как раз и был выбран Эльдарионом за холодный, даже жестокий разум. Он умел не поддаваться чувствам. И за годы кропотливой, подобной труду харадского ковродела, работы Элентур сумел создать из небольшой Когорты — Стражу. При Эльдарионе он только начинал. Сегодня Стража стала силой. И несколько Стражей высшего ранга, так называемых «теней», даже сейчас находились здесь, в самом лагере керна-ару.
— Вы все-таки пришли, — сказал Аргор — нет, Эльдарион. — Вы все-таки пришли ко мне! — И в голосе его было столько радости, что даже Элентур дрогнул, правда, вовремя взял себя в руки. — Я понял, что переговоры — только предлог. Я ждал вас. Гирион, дружище! — Он обнял поднявшегося к нему навстречу проконсула, шагнул к молодому Халдиру, крепко пожал руку Ингельду. Остановился перед Элентуром. Тот полулежал на толстой харадской кошме и, чуть прищурившись, смотрел на Аргора снизу вверх. — Привет и тебе, кошак ленивый!
Элентур усмехнулся.
— И тебе привет, — негромко отозвался он. — Эльдарион. Или — кто?
Словно холодный ветер пронырнул под полог. Воцарилось неуютное молчание.
— Мы пришли к Эльдариону, — тихо, почти утешающе проговорил Гирион.
— Мы пришли за Эльдарионом, — коротко и хрипло пролаял Ингельд.
— Вернись, — это уже Халдир.
Элентур молча смотрел на Аргора.
А тот молчал, прислушиваясь к себе. Внутри толчками, при каждом упоминании этого странно чужого имени — Эльдарион — поднималась тошнотворная чернота.
— Куда? — после недолгого молчания сказал гость. Он выпрямился, откинув с лица длинные волосы — таким знакомым непокорным, горделивым жестом. — Куда и зачем?
— В Нуменор, — сказал Халдир.
— А что сделал для меня Нуменор, чтобы я вернулся? — На лице Аргора дрожала кривая усмешка. — А что Нуменор сделал со мной?
— Мы знаем, — подал голос Элентур. И Аргор понял — да, знают. Уж Элентур знает все. И почему ему от этого стало одновременно приятно — ведь именно он отыскал этого человека и дал ему именно то дело, которое ему было нужно, — и неуютно. Ведь Элентур уже не был его человеком он, Аргор, уже не видел его насквозь, как прежде мог Эльдарион. — Но при чем тут Нуменор?