Великая игра
Шрифт:
Разговор продолжался. Керниен говорил уже о войске, о дурном провианте и тупых князьках и местных землевладельцах, которые не понимают, что их выгода умножится, когда Ханатта станет единой и могучей, и что это вовсе не потеря вольностей, и как им это внушить, как, в конце концов, заставить понять…
В дверь заколотили. Керниен осекся. Раздраженно встал. Рванул дверь. На пороге стоял испуганный Ингхара. Он несколько мгновений пялился на керна-ару, разевая рот словно рыба, не в силах вымолвить ни слова. Затем он всхлипнул, упал на колени и простонал:
— Государь анна-ару ушел к Солнцу… — Ингхара ударился лбом об пол перед оцепеневшим Керниеном и, подняв преданные собачьи глаза, проговорил: — Хвала тебе, Керниен-анна-ару!
Керниен молча выскочил в дождь. Аргор несколько мгновений сидел, прислушиваясь к шуму ветра и дождя и крикам Керниена:
— Седлать! Немедленно! В столицу!
Он снова вбежал в дом, мокрый и растерянный, рот его некрасиво кривился и дергался.
— Ты остаешься с войском… Жди меня.
Брат Наран сильно вырос за эти четыре года, окреп и возмужал. Теперь сходство со старшим братом стало просто разительным, но Наран был повыше ростом. Братья молча стояли в Королевском храме у отцова последнего ложа. Тело уже набальзамировали, ваятель уже сделал погребальную золотую маску с чертами лица покойного анна-ару. Мастера трудились, отливая в бронзе статую ушедшего к Солнцу государя, которая будет стоять в Большой Пещере под храмом, где собраны изваяния всех священных государей до него. Керниен подумал — дети Солнца в темной подземной галерее, это что-то кощунственное, так нельзя. Надо будет приказать построить большой светлый храм, посвященный королям его рода… Когда-нибудь и его статуя встанет там, среди изображений предков…
— Брат, — шепотом позвал Наран. Керниен вздрогнул. Поднял взгляд. — Брат, Посланник прислал весть с отцом Маараном…
— Не сейчас, — резко обронил Керниен. — После погребения.
Бронзовый гонг гудел уныло и тягуче в душной, бессонной ночи. Тяжело полз по полу густой и приторный аромат курении, тоскливо и приглушенно пел хор. Государь Анхир-анна-ару, Священный Правитель, уйдет на заре к Солнцу на спине огненного скакуна.
Керниен остался один. Совсем один. Больше не будет человека, с которым он мог быть откровенен, больше никто не прикроет ему спину… Керниен глухо застонал, зажмурился и ударил себя кулаками в грудь, словно хотел убить непереносимую боль.
«Керниен, я вижу, чего ты хочешь. И я верю что ты сможешь. Я слишком стар, труслив, я привык к спокойной жизни. Я не могу бороться. И не хочу. Я хочу покоя и свободы Я хочу удалиться в тихое поместье, где мог бы писать стихи, наслаждаться обществом поэтов, и музыкантов, и прекрасных женщин… Сын мой, ты прав в своих стремлениях. Потому я намерен уступить тебе власть. Я так хочу».
Боль снова разгоралась в сердце. Он отчаянно замотал головой.
— Отец… ты велик. Я люблю тебя, отец…
«Будь осторожен, сын».
— Отец, ай, отец мой…
На заре зажгли погребальный костер, а на закате, когда конклав жрецов осторожно спросил керна-ару, кого назначит он исполнять священный долг перед богами, как делал это покойный анна-ару, Керниен ответил:
— Я сам…
Ему сказали — не бывало такого, чтобы в одном лице соединялись правители военный и священный. А он ответил:
— Значит, теперь так будет. Или я не сын Солнца? Или не мне дарован был Меч? Ведайте же — отныне государь будет верховным жрецом Солнца, и он сам станет назначать того, кто вместо него будет исполнять священные ритуалы. Он сам станет собирать Совет жрецов и назначать и смещать настоятелей. И так будет отныне и вовеки. Я сказал.
А потом наступила ночь, и отец Мааран неслышно скользнул в комнатку в доме при храме, где остался новый государь после погребения отца. Керниен мрачно посмотрел на него — ему никого не хотелось видеть.
— Зачем ты пришел, отец Мааран?
— Посланник просит встречи с тобой.
Государь вздохнул.
— Пусть войдет.
Если отец Мааран казался в сумраке ночи тенью, то этот был тенью тени, тьмой тьмы, ночью ночи. Огромной ночью. Ночь медленно поклонилась сыну Солнца.
— Боги благосклонны к тебе.
— Чего они хотят от меня?
— Они хотят дать тебе Силу, дабы ты обрел великую власть, ибо ты любезен очам их.
В раскрытой ладони Саурианны блеснуло кольцо. Странное, манящее. Керниен с трудом оторвал от него взгляд. Оно тянуло. Оно обещало свершение всех желаний. Где-то там, в затылке, свербило, и тихий шепот зудел в голове:
«…Сдайся. Ты же знаешь, как надо. Ты сделаешь для людей великое благо, я дам тебе Силу, я избавлю тебя от сомнений и мук совести. Соглашайся, и ты станешь величайшим правителем, имя которого будет вечно жить в легендах, и вечно будут тебя восхвалять…»
Керниен зажмурился и помотал головой.
— Ты уже раз искушал меня, зачем же снова искушаешь? Я ведь уже знаю верный ответ. Так зачем ждать, что я сейчас отвечу не так, как в тот раз?
— Ты не хочешь Силы? Разве ты не желаешь объединить Ханатту?
— Да, и я сделаю это во славу Солнца. Это не та цель, ради которой стану я тревожить богов.
— Но разве ты не хочешь, чтобы Ханатта стала превыше всех земель на свете, а ты — превыше всех властителей? Чтобы стала она примером благости и справедливости?
Кольцо тускло светится на ладони.
Керниен задумался. Потом покачал головой.
— На это не хватит жизни. И разве я, не самый лучший смертный, достоин стать превыше всех в очах богов? Разве не я убивал и предавал ради Ханатты? Разве не я вырезал родичей? Разве не я приказал истребить весь род князей Дулун, вплоть до маленького ребенка? Разве не я разорял деревни, чтобы прокормить войско? Я не благ, и неведомо мне, как построить такое государство. Нет, я не похож на са-анну, «чистого». А то, что предлагаешь мне ты, под силу вынести лишь безгрешному. Грешник не выдержит испытания такой властью. Либо ты испытываешь меня, либо не от Солнца твои слова. Отвечай же! — вдруг воскликнул он и словно стал выше ростом.
— Разве не послали тебе боги советника? — продолжал Посланник.
— Но и он не благ, — ответил Керниен. — Он лишь человек, избранный богами для того, чтобы строить и разрушать. Мой инструмент, да и то лишь на время. В нем нет света «чистого». Ты испытываешь меня? — повторил он.
Посланник улыбнулся.
— Ты угадал, Керниен. Ты воистину прозорлив. Я испытывал тебя. Ты не благ, но ты честен. И ты дал обещание Солнцу. Так сдержи его, не препятствуй твоим потомкам принять Силу.
Ладонь закрылась. Кольцо исчезло. Искушение ушло и осталось сомнение — может, зря отказался? Может, надо было согласиться?