Великая Охота
Шрифт:
Мин начала было подниматься, но крючконосый поставил свою ногу ей между лопаток и толкнул лицом на землю. Хватая ртом воздух, девушка слабо копошилась.
— Прошу разрешения сказать, Верховная Леди, — произнес он. Сюрот чуть шевельнула рукой, и он продолжил: — Эта деревенщина порезала меня, Верховная Леди. Если она не нужна Верховной Леди?..
Сюрот вновь слегка двинула ладонью, уже отворачиваясь, и крючконосый потянулся за плечо к рукояти своего меча.
— Нет! — закричала Эгвейн. Она услышала, как тихо выругалась Ринна, и девушку вновь охватило жжение, кожа зудела сильнее прежнего, но боль не остановила ее. — Пожалуйста! Верховная Леди, пожалуйста! Она мой друг! — Боль, подобной которой она
Внезапно боль как рукой сняло; осталось лишь воспоминание о ней. Перед глазами Эгвейн появились голубые бархатные туфли Сюрот, теперь испачканные землей, но девушка смотрела только на Эльбара. Он выпрямился, подняв меч над головой и перенеся весь свои вес на ногу, стоящую на спине Мин... и он не шевелился.
— Эта крестьянка твоя подруга? — спросила Сюрот. Эгвейн попыталась встать, но, заметив удивленно изогнутую бровь Сюрот, осталась лежать где была и лишь приподняла голову. Она должна спасти Мин. Если придется ползать в ногах... Эгвейн раздвинула губы, надеясь, что стиснутые до скрежета зубы сойдут за улыбку.
— Да, Верховная Леди.
— И если я пощажу ее, если позволю иногда навещать тебя, ты будешь настойчиво трудиться и учиться тому, чему тебя станут обучать?
— Буду, Верховная Леди. — Она была готова пообещать куда больше, лишь бы не дать атому мечу раскроить череп Мин. Я даже сдержу слово, зло подумала она, пока будет нужно.
— Посади девчонку на ее лошадь, Эльбар, — сказала Сюрот. — Привяжи, если она плохо держится в седле. Если эта дамани не оправдает надежд, тогда, вероятно, я отдам тебе голову девчонки. — Она уже шагала к паланкину.
Ринна грубо, поставила Эгвейн на ноги и толкнула к Беле, но Эгвейн не сводила глаз с Мин. Эльбар обошелся с нею не ласковей, чем Ринна с Эгвейн, но она решила, что с Мин все нормально. Во всяком случае, от попытки Эльбара приторочить ее поперек седла Мин уклонилась и влезла на своего мерина почти без его помощи.
Необычный отряд двинулся в путь, на запад. Впереди ехала Сюрот, Эльбар держался несколько позади ее паланкина, готовый немедленно откликнуться на любой ее приказ. Ринна и Эгвейн ехали в хвосте, вместе с Мин и другими сул'дам и дамани, позади солдат. Женщина, которой, по-видимому, вменялось в задачу надеть ошейник на Найнив, перебирала серебристую привязь и по-прежнему смотрела на всех волком. Невысокие холмы покрывали редкие лески, и вскоре дым от горящего мирта стал лишь размытой кляксой на небе позади отряда.
— Ты удостоена высокой чести, — немного спустя заметила Ринна, — с тобой говорила Верховная Леди. В другое время я бы разрешила тебе в знак такой чести носить нашивку. Но поскольку ты привлекла ее внимание самовольно...
Эгвейн вскрикнула, когда по спине будто стегнули хлыстом, потом — по ноге, по руке. Удары приходились отовсюду; она понимала, что никак от них не уклонится, но не могла не взмахнуть руками, стараясь заслониться от невидимого бича. Сдерживая стоны, девушка кусала губы, но слезы все равно катились по щекам. Заржала, затанцевала Бела, но Ринна, ухватившись за серебристую привязь, не дала ей унести Эгвейн прочь. Ни один из солдат и не оглянулся.
— Что вы с ней делаете? — выкрикнула Мин. — Перестаньте!
— Ты живешь лишь из милости... Мин, верно? — снисходительно заметила Ринна. — Пусть это послужит уроком и тебе. Пока
Мин подняла кулак, потом уронила руку.
— Я не буду вмешиваться. Только, пожалуйста, перестаньте! Извини, Эгвейн.
Незримый хлыст стегал еще несколько мгновений, словно демонстрируя, что вмешательство Мин не возымело действия, потом порка кончилась, но Эгвейн продолжала трястись. На этот раз боль не пропала. Девушка отвернула рукав платья, ожидая увидеть рубцы; кожа оказалась чистой, но ощущение рубцов по-прежнему осталось. Она сглотнула.
— Ты ни в чем не виновата, Мин. — Бела вскинула голову, выкатывая глаза, и Эгвейн похлопала косматую кобылу по шее. — И ты тоже.
— В этом виновата ты, — сказала Ринна. Она говорила с такой, терпеливостью, так по-доброму обращаясь к тому, кто слишком туп и не видит сам истины, что Эгвейн кричать хотелось. — Когда наказывают дамани, в этом всегда виновата она, даже если она и не понимает почему. Дамани обязана предугадывать желания своей сул'дам. Но на этот раз ты знаешь, почему наказана. Дамани все равно что мебель или инструменты, они всегда наготове, но никогда не лезут вперед, привлекая внимание. Тем более внимания кого-то из Высокородных.
Эгвейн прикусила губу, почувствовав вкус крови. Это какой-то кошмар. Это не может быть взаправду. Почему Лиандрин так поступила? Почему это происходит?
— Можно... можно мне спросить?
— У меня — можно, — улыбнулась Ринна. — В предстоящие годы многие сул'дам станут носить твой браслет — сул'дам всегда больше, чем дамани, — и кое-кто с тебя шкуру спустит, если ты только поднимешь взгляд от пола или раскроешь рот без разрешения, но я не вижу оснований запрещать тебе говорить, пока ты внимательна к тому, что говоришь.
Одна из сул'дам громко хмыкнула; к ней была прикована миловидная темноволосая женщина средних лет, которая не отрывала взора от своих рук.
— Лиандрин, — Эгвейн опустила почтительную форму; больше она не станет к ней так обращаться, — и Верховная Леди говорили о господине, которому они обе служат. — В голову закралась мысль о мужчине с почти зажившими ожогами, обезобразившими его лицо, о тех глазах и рте, что иногда превращались в пламенники, но даже если он всего-навсего порождение ее кошмаров, размышлять об этом было слишком страшно и ужасно. — Кто он? Что ему нужно от меня и... и от Мин? — Она понимала: глупо стараться не называть имени Найнив — сомнительно, чтобы кто-то из этих людей забудет ее, если не произносить ее имени, наверняка не забудет та голубоглазая сул'дам, что нервно поглаживает свою оставшуюся пустой привязь, — но сейчас это был единственный способ сопротивления.
— Не мне интересоваться, — сказала Ринна, — делами Высокородных, и уж точно не тебе. Если Верховной Леди будет угодно, чтобы я что-то знала, она мне сообщит, а я скажу тебе то, что сочту необходимым. Ко всему прочему, что услышишь или увидишь, ты должна относиться так, будто этого никогда не было сказано, никогда этого не происходило. Целее будешь, тем паче это правило относится к дамани.Дамани слишком большая ценность, чтобы ее убивать не задумываясь, но ты можешь быть не только сурово наказана, но и лишиться языка, которым способна что-то разболтать, или рук, которыми способна что-то написать. То, что требуется от дамани, они могут делать и без рук.