Великая оружейница. Рождение Меча
Шрифт:
– Научишь меня? – доверчиво прильнув щекой и заглядывая в улыбающиеся глаза Смилины, спросила она.
– Ну давай, коли тебе охота, – согласилась та.
Они условились о встрече в следующий четверг, и Свобода жила, считая дни до неё.
Чтобы удить с берега, требовалось немало терпения. У женщины-кошки его было хоть отбавляй, а непоседу Свободу потряхивало от желания поскорее подсечь и вытянуть из воды добычу. Но глубинное стремление преуспевать во всём сослужило ей хорошую службу и помогло не сдаться. Дабы не спугнуть рыбу, следовало вести себя тихо, но рядом со Смилиной было хорошо
Вытащив свою первую добычу, от радости девочка заверещала и запрыгала вокруг смеющейся Смилины.
– Тихо ты! – пыталась женщина-кошка угомонить сошедшую с ума от счастья княжну. – Коли станешь так орать, это будет твоя последняя рыба на сегодня!
Но это уже не имело значения. Вкуснее этой рыбины, пойманной собственноручно, Свобода не пробовала в своей жизни ничего. Смилина показала ей новый способ запекания: рыбу следовало обмазать глиной и сунуть прямо в горячие угли. Вместе с затвердевшей глиняной коркой сходила чешуя – даже чистить не нужно.
В следующий раз Свобода проявила больше хладнокровия и выудила уже две рыбины. Однако её юному сердцу не давало покоя любопытство.
– Я слыхала, дочери Лалады умеют обращаться в кошек, – сказала она. – А ты умеешь?
– Знамо дело, – проурчала Смилина, поедая ломтик печёной рыбы.
– А покажи! – попросила княжна.
– Делать мне больше нечего, – буркнула та, занятая едой.
Это прозвучало грубовато, но Свобода не обижалась на синеглазую белогорянку. Сию непоколебимую гору, исполненную доброты, следовало обхаживать обстоятельно и ласково, и девочка прильнула к её плечу, ластясь и вороша прядки чёрных волос, выбившихся из косы.
– Ну Смилинушка… Ну покажись…
Смилина хмыкнула:
– Да ну тебя… Ещё испужаешься, а я виноватой выйду.
– Что ты! – принялась заверять Свобода. – Как можно тебя бояться? Ты же такая добрая, такая хорошая!
Некоторое время Смилина непроницаемо ела рыбу, но в конце концов сдалась под напором уговоров.
– Ну, смотри. Ежели что не по нраву будет – пеняй на себя.
Она сбросила одёжу, на несколько мгновений ошарашив Свободу изящной мощью своего прекрасного нагого тела, а потом перевернулась через голову. Миг – и руки с ногами стали широченными лапами, а лицо превратилось в усатую морду. На княжну надвигался пушистый зверь, чёрный, как сама ночь, и только глаза холодно сияли чистыми синими яхонтами. Размером кошка была почти с лошадь… Или так лишь показалось онемевшей Свободе? Мурашчатая волна шелестящей лесной жути накрыла её, сердце застыло в груди острой ледышкой.
«Ну, что обмерла-то? – раздался в её голове знакомый голос. В нём слышалась усмешка. – Сама же просила».
Колени Свободы подкосились, и она села на песок, зачарованная огромным зверем. Язык безнадёжно прилип к нёбу, а берестяная сухость горла позволяла издавать только невнятные хрипы. Кошачья морда приблизилась, защекотав щёки Свободы усами. «Мрррр», – урчала чудовищная кошка, и отзвуки этого мурчания
– Какая ты… красивая, – пролепетала она. – И очень-очень большая… Ты прости, я испугалась совсем немножко.
Кошка улеглась рядом, смежив синие глаза в блестящие щёлочки. Свобода зарылась пальцами в тёплый мех, почесала. Смилина заурчала.
– Какая большая киса, – вырвался из освободившейся от потрясённого напряжения груди девочки неуверенный смешок. Мурлыканье щекотно проникало к самому сердцу и уютно сворачивалось там клубочком.
«Ну, наша государыня-княжна довольна?» – хмыкнул голос в голове Свободы.
Без сомнения, только внешний облик был звериным; внутри это чудо природы оставалось всё той же Смилиной, рядом с которой Свобода наслаждалась теплом, спокойствием и уютом.
– Довольна – не то слово, – прошептала девочка. – А можно… Можно тебя обнять?
«Попробуй», – повела кошка ухом.
Полностью обхватить её большое горячее тело было немыслимо: руки юной княжны не смыкались. Она просто уткнулась в кошку, ощущая в себе жаркие толчки ликующего, смеющегося и искрящегося счастья.
«Ладно… Наелась я, спать охота, – мурлыкнула Смилина. – Вздремну чуток. А ты уж будь любезна – не тормоши меня. Смотреть – смотри, а спать не мешай».
– Я не буду мешать, Смилинушка, – с восхищённым придыханием шепнула девочка. – Отдыхай.
Даже просто любоваться спящей кошкой было счастьем. На Свободу тёплыми волнами накатывала нежность, руки сами тянулись погладить и почесать, но, как известно, давши слово – держись. Она разглядывала подушечки огромных лап и втянутые когти со смесью умиления и трепетного уважения. Если Смилина их выпустит, они в длину будут с палец взрослого человека. Уши хотелось мять и целовать, а в пушистый живот – уткнуться.
Она не смела потревожить сон чёрной кошки. Костёр дотлевал и курился дымком, серые струйки которого уносил ветер. Свобода бродила вдоль берега, собирала сосновые шишки и пыталась сцепить их меж собой чешуйками. Соскучившийся Леший звонко заржал, и Свобода шикнула на него, приложив палец к губам.
– Тш-ш… Не мешай Смилине спать!
Застоявшемуся коню надо было дать размяться. Вскочив в седло, княжна направила Лешего вдоль кромки воды. Они проскакали так версты две и развернулись обратно, в сторону Смилины. Вскоре показался потухший костёр и лакающая озёрную воду чёрная кошка. Завидев её, конь вдруг начал шарахаться, пронзительно ржать и приподниматься на дыбы.
– Леший, Леший! Ты чего, дружок? Это же Смилина! – пыталась успокоить его Свобода.
Леший так взвился, что княжна ощутила ногами леденящую пустоту вместо стремян. Сосны закачались, звеня, набрякшее тучами небо было готово брызнуть дождём. От удара о песок она ощутила во рту солоноватый привкус крови.
– Свобода!
Её приподняли могучие руки Смилины, внимательно ощупывая, а за незабудковую бездну заботы и тревоги в её очах княжна отдала бы все сокровища мира.
– Цела, родная? Где болит?