Великая степь. Приношение тюрка (сборник)
Шрифт:
Ведь письменность и религия отражают политические лабиринты общества!
По-моему, Татарстану надо думать не о латинице, а о возрождении тюркского литературного языка и о руническом письме. Хотя бы в рамках эксперимента. Кто знает, возможно, наши руны примет мировое сообщество как самое совершенное письмо, придуманное человеком. Оно экономнее всех известных форм письменности. Язык древних тюрков отличала простота и компактность записи. Руны на треть экономят поле письма, то есть «бумагу», значит, условно говоря, на треть поднимут продуктивность техники. Не исключаю, что
Чем проливать крокодиловы слезы о судьбе азербайджанского, татарского или иного тюркского языка, неплохо бы нашим тюркологам покопаться в прошлом. Например, в сравнительном анализе древнетюркского языка с древнеанглийским, древнефранцузским, древнерусским или старокаталонским. Вдруг окажется, то ветви одного языка?
Нашего языка! А такое случится, если не закрывать глаза на Великое переселение. Выяснится, например, что патриархальная Европа писала и говорила на диалектах тюркского языка. Я лично не удивлюсь… Интересная получилась бы диссертация по сравнительному языкознанию.
А если набраться духа и замахнуться на язык урду, храбрец наверняка стал бы героем нашего времени. Пакистан и вся Северная Индия – еще одна забытая область тюркского мира… Окажется, что индоевропейская теория народонаселения читается иначе, чем принято думать.
С докладом на эту тему я выступал на Международной научной конференции по сравнительному литературоведению, которую проводил Бакинский славянский университет в 2004 году. Слушали внимательно, но недоверчиво: уж очень необычно. Была научная дискуссия, которая порадовала своей открытостью. Специалисты не стеснялись задавать вопросы, порой интересные, порой – не очень. Я – за такие диалоги, мне они ближе, чем бесплодные споры.
– Сколько кругом непознанного… Давно высказано мнение, что в истории больше мифов, чем реалий. Ваши книги подняли завесы тайны, по-новому вы трактуете и роль Ивана Грозного в истории Казанского ханства. Почему?
– Устал повторять: российская историография написана рукою и под диктовку Запада. Он заложил основу вражды между татарами и русскими, разделив народ Московии на славян и татар. Чтобы всегда тлел очаг войны внутри России. А от вражды двух выигрывает третий, этим третьим со времен Смуты выступает Запад. Нас разделяли, чтобы властвовать над нами.
Иезуитская теория евроцентризма поделила народы на хорошие и плохие, на исторические и не исторические. К первой группе, конечно, Запад относит себя и своих союзников. Тюркам там нет места, они враги цивилизации. Отсюда пантюркизм, он статья судебного приговора.
Но может ли теория, воспевающая вражду народов, быть конструктивной? Нет, не может. Вот и думайте, почему в истории России так много мифов и легенд.
Например, утверждение, будто Иван Грозный шел на Казань, чтобы крестить татар, ложно, потому что московский правитель сам не был христианином, а Московская Русь – христианской! Зачем ему крестить? Здесь все куда сложнее… Западу важно, чтобы татары и русские не знали о своем племенном родстве, о том, что у них общая Родина. О том, что до 26 января 1589 года они молились одному Богу Небесному – Тенгри. И Иван Грозный, и казанский хан. До этой даты не было на Московской Руси татар и славян. Были московиты, этнически неделимое население.
Иезуиты привили ложные знания, создали миф о злодее Иване Грозном, чтобы им пугать мусульман. А на Казань в 1545 году шел мальчик пятнадцати лет отроду, вели его сами казанцы. Они! Эту тему надо изучать, она стоит того. Казань была духовным центром тюркского мира, она дала великих деятелей Руси – патриархов, митрополитов. Те же Минин и Пожарский – выходцы из Казанской епархии, они по-русски не говорили. Неужели это непонятно?
Неужели надо объяснять? Казань разрушали первой, потому что она мешала. Черные мифы о «поганых татарах», о «кровопийцах русских» пора бы развеять, но они устраивают политиков, которым важно иметь пугало, чтобы пугать им собратьев.
– Мурад Эскендерович, но изменения в обществе все-таки намечаются. Я знаю, какие ожесточенные споры в девяностые годы велись вокруг ваших книг, а названия некоторых глав вызывали шок своей откровенностью. Достаточно вспомнить: «Иго, которого не было» или «Европа начиналась на Алтае». Прошло двадцать лет… И вот 2014 год запомнится тем, что власть сама предложила изъять из учебников термин «татаро-монгольское иго». Разве то не отклик на ваши книги? Вас это радует?
– В таком виде, как происходит сегодня, не радует. На наших глазах в очередной раз желают переписать историю. Опять придумать, но придумать по-другому, с другими аргументами и терминами. Вновь науке предлагается обслужить идеологию, а не сформировать ее. Может ли радовать такой поворот событий? Нет, конечно. Тем более если знаешь, что у России сегодня нет ни идеологии, ни национальной идеи. Ничего нет… Зато есть великое прошлое. Повторяю, великое. Оно насчитывает не тысячу лет, а много больше. Однако что мы знаем о нем?
Подлинная история нашей страны насчитывает две с половиной – три тысячи лет. В народе живет память о том далеком прошлом, которое не хотят видеть учебники. Народный эпос, легенды, песни, пословицы, семейные предания – словом, все то, что по крупицам собирала и хранила народная память, или «фолк-хистори», как говорят на Западе. У нас же этот термин наполнили оскорбительным содержанием.
Создавая новую концепцию учебника по истории России, в очередной раз проигнорировали народную память. Откуда такое презрение к собственному народу? Меняют терминологию, но не меняют саму «иезуитскую» концепцию – все та же скудная тысяча лет истории. По-моему, эта цифра звучит оскорбительно для великой державы, какой была когда-то наша Родина.
Понятно, создание нового учебника по истории не может проходить без участия государства. Все-таки решается важная проблема – формирование личности будущих граждан страны. Задача учебника не в том, чтобы дать набор сведений о прошлом, учебник истории по большому счету воспитывает тех, кто вступает во взрослую жизнь. Он и есть первая ступенька идеологии, выработка которой без участия государства невозможна. Но когда участие превращается в надзор, в цензуру, в сочинительство?.. Не знаю, как тут реагировать. Чиновник и есть чиновник, у него все чиновничье: поведение, мысли, учебники.