Великая сушь
Шрифт:
– По-моему это ясно, - сказал я.
– Осталось пятнадцать часов до отлета. Необходимо погрузить материалы, аппаратуру чтобы, если там возникнут сомнения сразу проверить ее. Надо, кроме того, привезти сюда его дочь...
– Да я же не об этом! Я - обо всем...
Человек не может не помогать. Даже если не уверен, что его помощь полезна. Иначе мы вымерли бы еще в пещерах. Это наш способ существования. Пока в нас живо человеческое, мы будем предлагать, навязывать свою помощь друг другу. И звездам. Вот он полетит сейчас к ней, будет что-то объяснять, рассказывать какой я хороший. Потому что у него тоже нет выбора. Потому что мудрость недействия бесплодна. Тот кто способен отказаться от возможности помочь из боязни повредить помощью - убит, сломался когда-то.
– Ах, обо всем, - сказал я будто только что поняв. Что же, - я улыбнулся.
– Будем чуточку умнее. Теперь мы будем еще чуточку умнее. Я сам расскажу в Совете, - сказал я.
– И постараюсь добиться, чтобы мне дали выступить по всеобщему вещанию. В тот же день. Так лучше и лучше. Не нужно интервала. Успеют возникнуть слухи, а самое мерзкое, когда о смерти мечты люди узнают из слухов. Нет ничего честнее мечты и смерть ее то же должна быть честной.
– Я потер ладонями щеки.
– Я добьюсь. Ты мне поможешь.
Он медленно кивнул.
– Так я лечу, - сказал он.
– Да, ты говорил, - ответил я протянул руку к биоконтакту селектора и попросил: - Кофе сюда.
– Будешь работать?
– спросил он.
– Да посижу немного.
– Она тебе не простит, если ты не поддержишь ее сейчас.
– Наверное, - ответил я.
– Но если не простит - значит, и хлопотать не из-за чего. Разве я не прав?
– Ты прав - сказал он.
– Ты прав, но правота твоя - ни уму, ни сердцу...
Я пожал плечами.
– Ну почему?
– отчаянно спросил он. Почему в этой чертовой жизни все как-то по- дурацки устроено?
– Я и на это могу ответить, - заявил я.
– Ну, ответь.
– Потому что все вот это - я сделал широкий жест, обведя весь окружающий мир, - все еще куда сложнее, чем укладывается вот здесь - согнутым пальцем я постучал себя по лбу.
– Можно конечно плюнуть на все и поплыть по воле волн и тогда жизнь сразу станет очень простой и гладкой. Но перестанет быть человеческой, вот в чем штука.
Он опять помотал головой.
– А ты все такой же... Все такой же... Ничто тебя не берет... Понимаешь... Ошибки были, есть и будут, все так, но я... Ведь посмотри, чем сильнее и добрее мы становимся, тем ошибки страшнее - именно из-за нашего могущества. Наверное, это закон. Но неужели мы будем вечно подчинены ему?
– он запнулся.
– Неужели размер и трагичность ошибок всегда, всегда будут возрастать пропорционально гуманизму мечты и мощи средств призванных ее осуществить?
Он помолчал. Я слышал, как часто, глубоко он дышит.
– Не знаю, понимаешь ли ты это так, как я понимаю. Неужели через сто, двести, тысячу лет люди, решая проблемы, размах и красоту которых мы даже не можем себе представить будут ошибаться - и даже не так, как мы, а стократ ужаснее? Неужели тоже будут убивать себя, не выдержав разочарования? Неужели тоже будут распадаться отношения, калечиться судьбы?..
Я хотел было ответить, но он боясь, что я прерву, заговорил еще быстрее - взволнованно, невнятно и как бы чуть задыхаясь:
– Да Я понимаю. Тот не ошибается, кто ничего не делает, все так, но... Мне дико думать, что реакция мира на нашу ошибку всегда - всегда!
– будет не уменьшаться, а возрастать. И тех, кто будет лучше, чище, честнее, добрее, ранимее нас... мир будет хлестать во столько же раз больнее, во сколько их замыслы будут честнее и благороднее наших. Неужели когда-нибудь наши промахи наше недомыслие совершенно естественное, я согласен, не злобное просто обусловленное уровнем понимания всего вот этого, - он неловко повторил мои широкий жест, - будут взрывать звезды? Сталкивать галактики? Мы потеряли право на ошибки. И мы не можем застраховаться от них, потому что по природе своей не можем не идти вперед. Что же будет? Неужели нет другого пути?
Наверное, можно было бы ответить ему примирительно: мы не знаем пока другого пути. Но этим его вопросам нельзя дать жить. Они задавят, если пытаться ответить на них, если будешь все время носить их в душе. Они не дадут работать. Возможную ошибку будешь видеть во всем и в страхе перед нею не сможешь сделать ни одного движения как в параличе.
– Абсолютно безошибочное действие, - медленно сказал я.
– Такая же абстракция, как скажем, абсолютно твердое тело. Приближение к нему, как и ко всякому идеалу, асимптотично. И надо работать... корректировать черт тебя побери, а не философствовать на пустом месте. И использовать каждый шанс выжимать из каждой мелочи все возможности, чтобы стать хоть чуточку умнее. Потому что лишь это - лишь это, а не прибавление к каждой фразе слова "неужели" - поможет снизить процент ошибок. Понимаешь?!
Я отвернулся и через несколько секунд услышал, как он тяжело затопал к двери, а потом раздался ее едва слышный вздох и стало удивительно тихо.
Я подошел к окну. Окончательно наступила ночь. Бесконечные густые потоки звезд пылали в небе. Я старался не смотреть вверх не видеть этого чужеродного празднества, но слишком много было звезд. Слишком они ярки. И я взглянул. И словно в тот давний миг, когда я понял, что дом мой пуст у меня стиснулось горло и мозга коснулось безумие. Но я выдержал. Я выдержал снова.
Я выдержал, но мне нечем было ответить на этот вызов.
И вдруг я понял. Понял что это не вызов. Что это не злоба.
Исполинским грудам морозно сияющих галактик бесчисленным триллионам световых лет мертвой материи гордой, отчужденной, одиноко до боли так же как и людям. На меня смотрел беспредельный всемогущий мир, который тоже как только мог старался пробиться к нам - и у него тоже не получалось. Он звал и ждал помощи а мы были еще слишком глупы, чтобы помочь. И он знал это. И ждал. И я ничего не мог сказать ему в ободрение кроме маленьких бессильных и все же единственно верных слов.
Будем чуточку умнее...
Мне вдруг стало завораживающе легко. И я пошел к столу, чтобы попросить еще кофе потому что надо было работать впереди только ночь. Следовало точно сверить его и мои расчеты и объяснить все расхождения какие найдутся, чтобы ни у кого не могло остаться сомнений. И еще - хотя бы приблизительно посчитать насколько повышается вероятность спонтанной биолизации в галактиках при максимально возможной пусть пока идеально абстрактном активности ядер. Чтобы было что сказать Совету и человечеству кроме покаяний и оправданий. Надо спешить. Этого хватит до утра а если я не успею или напутаю ошибусь я отложу старт и начну сначала.