Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Я тихо вошел в кабинет и остановился, не проронив ни звука. Сталин ходил поспешно по кабинету с растущим раздражением. По его походке и движению чувствовалось, что он находится в сильном волнении. Сразу было видно, что он тяжело переживает прорыв фронта и окружение значительного числа наших частей. «Ну и болван, – тихо произнес Сталин. – Надо с ума сойти, чтобы проворонить… Шляпа!»
Я никогда не забуду этой картины: на фоне осеннего, грустного пейзажа умирающей природы бледное, взволнованное лицо Сталина. Кругом полная тишина. Через открытую настежь форточку проникали холодные струи воздуха. Пока я молчал, зашел Поскребышев и доложил: «Командующий Конев у телефона».
Сталин
Затем Сталин соединился с членом Военного совета Западного фронта Н.А. Булганиным и тоже набросился на него. Булганин стал объяснять причину этого чрезвычайного происшествия. Он (как мне потом стало известно лично от самого Булганина) докладывал Сталину, что «ЧП» произошло из-за того, что командование Резервного фронта «проморгало» взятие противником Юхнова. Командующий войсками Резервного фронта маршал С.М. Буденный узнал о захвате немцами Юхнова только на второй день, да и то из переговоров с Булганиным. В то же время Булганин доложил Сталину, что имели место большие промахи со стороны командования Западного фронта.
Терпеливо выслушав до конца Булганина, Сталин немного смягчился и потребовал от руководства фронта: «Не теряйте ни секунды… во что бы то ни стало выведите войска из окружения». Вошел Молотов. Сталин, повесив трубку, сказал: «Может быть, еще удастся спасти войска… Гитлер изображает себя в положении нетерпеливой охотничьей собаки, настигнувшей дичь и теперь ждущей наконец момента, когда раздастся заветный выстрел. Однако желанного результата он не получит».
Молотов, нахмурив брови, так выразительно посмотрел на меня, что я сразу все понял: мне нужно уходить. И вышел из кабинета…»
Ворошилов, к которому Чадаев зашел 4 октября, сообщил, что по заданию Сталина он и Молотов едут на Западный фронт: «Будем пытаться спасти положение…» Как и в первые дни войны, Сталин снова не мог добиться от командующих фронтами четкой информации. Он ходил по кабинету, потом подходил к «вертушке», спрашивал начальника Генштаба и задавал один и тот же вопрос: «Установили связь с командующим?» – и слышал в ответ: «Еще нет».
Еще накануне, 2 октября, командующий Брянским фронтом А.И. Еременко звонил в Орел, находившийся в двухстах километрах от линии фронта, и начальник штаба Орловского военного округа А.А. Тюрин уверенно доложил ему, что «оборону Орла организуют как следует и Орел ни в коем случае не будет сдан врагу».
Докладывая от своего имени ситуацию Сталину, Еременко был уверен в объективности информации: он знал, что «в Орле было достаточно войск и оружия, поэтому у него не было сомнения, что оборона города будет обеспечена. Однако 3 октября в Орел ворвались немецкие танки». Их появление было настолько неожиданным, что город практически был сдан без боя. Командующий Брянским фронтом оказался вместе с войсками в окружении.
Командующие советскими фронтами наступление немцев прозевали. Возглавлявший Резервный фронт маршал Буденный узнал об этом только от Булганина. То, что танки и мотопехота противника заняли Юхнов, прорвались через Малоярославец и идут на Подольск, в Ставке стало известно через члена Военного совета Московского округа генерала К.Ф. Телегина.
Генералу об этом сообщил комендант Малоярославского укрепрайона комбриг Елисеев, позвонив 5 октября в 17.30. От Малоярославца до Москвы
Бывший член МВО К.Ф. Телегин вспоминал, что 5 октября ему позвонил И.В.Сталин и спросил, кто доложил о движении противника на Юхнов и насколько надежны данные. «После моих заверений, – рассказывал Телегин, – последовал вопрос о принятых мерах. В заключение Сталин сказал: «Хорошо, продолжайте действовать решительно, собирайте все силы, которые могут быть брошены на Можайский рубеж. Надо выиграть время, а там будут подведены необходимые силы».
Командовавший в тот период Западным фронтом Конев вспоминал, что противнику удалось «к исходу 2 октября продвинуться на глубину 10—15 километров… С утра 3 октября по моему распоряжению силами 30 и 19-й армий и частью сил фронтового резерва, объединенных в группу под командованием моего заместителя И.В. Болдина… был нанесен контрудар с целью остановить прорвавшегося противника и восстановить положение. Однако ввод фронтовых резервов и удары армейских резервов положения не изменили. Наши контрудары успеха не имели. Противник… овладел Холм-Жирковским, устремился к Днепру и вышел в район южнее Булышова, где оборонялась 32-я армия Резервного фронта. В результате обозначился прорыв к Вязьме с севера.
Второй удар противник нанес на Спас-Деменском направлении против левого крыла Резервного фронта. Войска 4-й немецкой танковой группы и 4-й армии, тесня к востоку и северу соединения наших 43-й и 33-й армий, 4 октября вышли в район Спас—Деменск—Ельня». Итак, немцам понадобилось всего три дня, чтобы вернуть Ельню, которую Жуков штурмовал три недели.
Для шести советских армий прорыв противника в этом направлении создал исключительно трудную ситуацию. 4 октября Конев доложил Сталину об обстановке на Западном фронте и о прорыве обороны на участке Резервного. Он запросил разрешения отвести войска. Разрешение поступило, и к 5 октября четыре советские армии Западного фронта отошли на рубеж Гжатска.
Операция «Тайфун», начатая германским командованием, должна была завершить основной этап восточной кампании. Выступая 3 октября в берлинском Спортпаласе, Гитлер громогласно заявил: «В эти часы на Восточном фронте происходят громадные события. Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она поможет уничтожить врага на Востоке… я могу совершенно определенно сказать: этот противник разгромлен и больше никогда не поднимется…»
Гитлер не сомневался в окончательном успехе. От Юхнова был прямой путь на Москву. Однако танковое соединение Э. Гепнера, переброшенное накануне из-под Ленинграда, не пошло сразу к советской столице. Вместо этого оно повернуло на Вязьму, чтобы с юга зайти в тыл армиям Резервного и Западного фронтов, отрезая им отход к Можайскому оборонительному рубежу. Навстречу им с севера наступали танки Готта. И уже вскоре разделявшее немецкие группировки расстояние сократилось до 30 километров.
Немецкие полководцы развивали операцию со знанием дела. В эти дни Бок настойчиво требовал от Браухича и Гальдера, чтобы они не заставляли танковые группы смыкать клещи окружения непосредственно у Вязьмы, а дали возможность своим частям продвинуться по возможности дальше на восток, ближе к Москве. Уже 4 октября Бок порекомендовал Гудериану повернуть основные силы на Мценск и Тулу, заходя на Москву с юга. Отправившись на фронт 4-й армии, фельдмаршал Бок 8 октября приказал Клюге «по возможности захватить позиции у Малоярославца и Можайска – до того, как они будут заняты противником».