Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Романенко, Василь Васильич. Сыскная полиция. Вы Анатолий Григорьев?
– Я… – беззвучно выдохнул Анатоль.
– Вам придётся пройти с нами. Вы арестованы.
– Что?! – вскрикнула Зина, вцепившись в руку Анатоля. – За что?! Он ни в чём не виноват!
– Сожалею, сударыня, но ничем не могу помочь. Господин Григорьев подозревается в тяжком преступлении. Простите!
– Это недоразумение… – вымолвил Анатоль, целуя Зину. – Не волнуйся… Ступай домой…
– Нет, я поеду с тобой!
– Пожалуйста,
Зина осталась стоять, точно остолбенев, глядя вслед Анатолю, уводимому от неё несколькими полицейскими, переодетыми в штатское платье…
– Этого не может быть, этого не может быть… – повторяла она, и льющиеся из глаз слёзы застывали у неё на щеках, превращаясь на морозе в лёд. А кругом веселились беззаботные и счастливые люди, не могущие в этот момент представить ничего дурного, такие ж счастливые и беззаботные, какой была сама Зина ещё несколько минут назад…
– Барышня, купите тёщин язык! Тёща околела, язык продать велела!
Зина зажала уши и побежала прочь, не замечая ничего вокруг.
***
Николай Степанович Немировский, несмотря на долгие годы работы, до сих пор не утратил юношеского жара к ней. Точно также учащённо билось сердце пожилого следователя, когда удавалось ему напасть на след, когда чувствовал он, что один лишь шаг остался ему до цели, к которой шёл, петляя в лабиринте следствия.
Именно поэтому теперь, на ночь глядя, не в силах дождаться утра, Николай Степанович на лихаче помчался туда, где должен был находиться убийца…
Когда днём в его кабинете приглашаемые свидетели опознавали в Анатоле Григорьеве «Георгия», господина в белом бурнусе, квартиросъёмщика, «Пиковую даму», Немировский уже чувствовал, что перед ним сидит не убийца. Не мог этот жалкий, пустой франт хладнокровно застрелить человека. Приведённый для опознания Рахманов по-волчьи оскалился:
– Будь здоров, лакуза! Господин следователь, неужели вы думаете, что этот червяк убивец? Кишка у него тонка! Чтобы человека укокать, тоже духу хватить должно!
– Тебя не спрашивают! – прервал его Василь Васильич, раздражённо покручивая ус.
– Господин следователь, я требую адвоката! – выдохнул Григорьев.
– Вам предоставят его в ближайшее время. Однако, должен заметить, что отпираться вам будет бесполезно. У вас на квартире найдены несколько облигаций, принадлежавших покойному Лавровичу…
– Я его не убивал.
– Кто же убил?
– Не знаю… Но не я! – вскричал Григорьев, ломая руки. – Когда я пришёл к нему, он уже был мёртв! Понимаете?!
– Допустим. Но чем же вы можете доказать это? Ещё накануне вы утверждали, что вас вовсе не было в тот день на квартире Лавровича. Что вы были в гостях у товарищей… Теперь, когда ваши товарищи отказались подтвердить вашу ложь, вы сочли за благо признаться в ограблении. Как же мне вам верить?
– Но я говорю правду!
– Не единожды солгавшему кто поверит?
– Да, я солгал… Но это же можно понять… Я солгал со страху… – начал оправдываться Григорьев.
– Допустим, – миролюбиво кивнул Немировский. – А Евдокии Васильевне Луцкой и вашей невесте вы лгали тоже от страха?
– Что вы имеете ввиду?
– Ну, как же… Евдокия Васильевна доверяла вам, давала ценные вещи для заклада…
– И я закладывал их! У Лавровича. И приносил ей крупные суммы, на которые она и рассчитывать не могла! Она вам это подтвердит!
– Она уже подтвердила. Но господин Бланк, известный вам ювелир, подтвердил и другое: а именно, что вы за каждую их этих вещей выручали вдвое больше денег, чем отдавали их хозяйке. Куда же девались остальные?
Григорьев ничего не ответил.
– Молчите? Правильно делаете. Вы просто прикарманивали эти деньги самым беспардонным образом. И вы хотите, чтобы я верил человеку, лгавшему собственной невесте, ограбившему её и её мать, пользуясь их доверчивостью и непрактичностью? Согласитесь, было бы странно мне доверять вам в подобной ситуации.
– Я не убивал. И это моё последнее слово. Больше от меня вы ничего не услышите.
– Допустим, что не вы убили. Скажите, вы видели кого-либо в тот день рядом с домом Лавровича?
– Да… Я столкнулся там с чрезвычайно нервным человеком… Он чуть не сбил меня с ног…
– Как он выглядел?
– Высокий, худой… Глаза глубоко очень посаженные. Лицо от этого неприятное…
– Каков мерзавец! – произнёс Василь Васильич, когда подследственного увели. – Сколько денег он выудил у этой несчастной барыни, матери своей невесты… Уже за одно это следовало бы отправить его для поправки здоровья по Владимирке.
– Луцкая отказалась писать на него заявление. И свидетельствовать против него на суде тоже отказалась.
– Почему? Неужели жаль несостоявшегося зятя?
– Полагаю, дело не в нём. Она не хочет трепать своё имя, остатки фамильной чести. Гордая и благородная женщина.
– Я думаю, Николай Степанович, что подлец, способный так беззастенчиво обманывать и грабить, при случае может и убить. Тем более, положение его в тот момент было аховым. Его собственной жизни угрожал Рахманов.
– Всё возможно. Но меня смущает та хладнокровность и точность, с которой были произведены выстрелы. Последний, особенно. Убийца точно знал, куда стрелять. Он пришёл туда не грабить, но именно убивать. Вот, что меня смущает, – признался Немировский.