Велики амбиции, да мала амуниция
Шрифт:
– Здравствуйте, Ирина Фёдоровна, – начал Кулебяка. – Прошу простить за столь поздний визит… Нам нужен Иван Аркадьевич.
– Что, кто-то захворал?
– Слава Богу, нет… Просто господину следователю нужно кое-что спросить у него по случаю недавнего убийства.
Женщина чуть вздрогнула и опёрлась рукой о дверной косяк.
– Увы, мужа нет дома… Его позвали к больной… – сказала она.
– В таком случае позвольте нам подождать его, – сказал Немировский.
– Подождать? Ах, да… Да… Проходите…
Ирина
– Что у вас на шее? – тихо спросил Немировский.
Ирина Фёдоровна нервно обернула шею шалью:
– Ничего… Пустяки…
– Муж наказывает за измену?
– Как вы смеете, господин следователь!
– Вас видели в доме Олсуфьева, госпожа Жуховцева. У вас тогда улетела шляпка, помните? Швейцар и ещё одна дама хорошо вас запомнили… Вас и того, с кем вы были там.
Ирина Фёдоровна бессильно опустилась на кушетку и затравленно посмотрела на Николая Степановича:
– Значит, вы всё знаете?..
– Почти всё. Вы состояли в любовной связи с Лавровичем?
– Да…
– А ваш муж об этом узнал?
– Он выследил меня однажды… Он даже не говорил ничего… Просто бил… Спокойно и методично. У него есть такая тросточка с тяжёлым набалдашником. Ею и бил. Чтобы рук не марать. Он ведь врач… Все болевые точки знает. Знает, как ударить больнее, чтобы при этом не покалечить… Бить он умеет не хуже чем лечить! Это страшный человек… Страшный… – Ирина Фёдоровна заплакала. – Я думала, что он меня убьёт…
– Жаль, что не убил, – раздался резкий голос в дверях.
Немировский и Кулебяка обернулись. В комнату медленно вошёл долговязый человек с тяжёлым взглядом глубоко посаженных глаз, игравший тростью с круглым набалдашником. Ничто не выдавало в нём волнения. Доктор Жуховцев остановился посреди комнаты и усмехнулся:
– Что, арестовывать меня пришли?
– Боюсь, что так, – ответил Николай Степанович.
– Неосмотрительно, господин следователь. Я ведь ещё в прихожей ваши голоса заслышал. Мог и сбежать.
– Почему же не сбежали? Ниже своего достоинства почли? Такие, как вы, Иван Аркадьевич, не бегают.
– Психологией увлекаетесь, господин Немировский?
– Нет, просто очень давно работаю и знаю людей.
– Мне тоже казалось, что я многое знал… Казалось, что жену свою знал. А, вот, поди ж ты! То, что она вам тут сейчас рассказывала, сущая правда. Бил я её почти каждый день с той поры, как узнал. По четверти часа. Для понимания. Этой самой тростью. Избивать жён вусмерть, как многие ревнивцы делают, глупо. Какое же удовольствие от изуродованной и искалеченной побоями жены? А у Ирины Фёдоровны и лицо, и кости – всё целёхонько. Её счастье, что я врач, а не коновал…
– В Лавровича вы стреляли тоже со знанием дела, – заметил Немировский.
– А что ж, мне его тоже тростью учить надо было? Жена-то пригодится, а её любовник мне на что? Я ведь этой твари верил, господин следователь. А она спуталась с этим ростовщичешкой!
– Как вы его убили?
– Если честно, я собирался его убить иначе… Я ведь врач. А он был одним из моих пациентов. Сердчишко у него пошаливало… Нужно было только подмешать кое-что в порошок, и конец! Я для того и пришёл к нему в то утро. Но попался мне на глаза этот проклятый пистолет… Не удержался! Очень захотелось посмотреть, как этот подлец умирать будет. Ничего дурного с моей стороны он, разумеется, не ожидал! Подумать только, смел честно смотреть мне в глаза! Я бы мог убить его первым выстрелом. Сразу. Но мне хотелось продлить это. Мне хотелось увидеть ужас в его глазах! Я насладился этим зрелищем сполна!
– Но руки-то у вас дрожали, когда вы выходили от Лавровича.
– Простительная слабость! В первый раз пришлось делать обратное тому, чему посвятил всю жизнь!
– Ирина Фёдоровна, вы знали, что Лавровича убил ваш муж?
– Знала. Он сам и рассказал мне всё. И не так, как вам рассказывает. В подробностях. Ни одной детали не забыл. Чтобы помучить меня. Со страстью рассказывал… Смеялся и рассказывал. Разве вы не видите, господин следователь, что он не в своём уме?!
– Почему вы не пришли в полицию?
– Я его боялась… Он сказал, что если кому-то что-то скажу, то он меня убьёт. Причём убьёт медленно. Так, чтобы почувствовала…
Кулебяка утёр платком блестящую лысину, ошарашено переводя взгляд с плачущей Ирины Фёдоровны на невозмутимого её супруга.
Николай Степанович поднялся:
– Вам обоим придётся проехать с нами.
– Обоим? – усмехнулся Жуховцев. – Ну, нет, эту честь я целиком предоставляю Ирине Фёдоровне! – он резко поднёс руку ко рту и, прежде чем к нему подскочил квартальный надзиратель, проглотил что-то и, медленно осев на пол, прошептал: – Конец…
Ирина Фёдоровна дико закричала. Кулебяка повернулся к Немировскому.
– Оставьте его, – тихо сказал Николай Степанович. – Это яд. Мы с вами здесь уже бессильны. А вам, сударыня, – обратился он к Ирине Фёдоровне, – если не хотите нести ответственность за косвенное соучастие в преступлении путём покрывания преступника, придётся написать подробные и правдивые показания обо всём произошедшем.
– Я всё напишу… – ответила вдова. – Всю правду… Только как же мне теперь с этой правдой на свете жить?..