Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
А на другой день она заболела. Эдвард пригласил самых лучших врачей, даже выписал какое-то светило из Лондона. Но приплыть из-за океана оно не успело. Умирая, свекровь звала в бреду Эвелин, крича: «Избавься от алмаза! Он не успокоится, пока не изведет всех нас!»
И он действительно не успокоился — в одночасье вдруг умер любимый брат Эвелин. На другой день после похорон она, привычным жестом прижав свою бриллиантовую надежду к груди, понеслась в церковь. Старый священник монсеньор Руссель, уже много лет исповедовавший семью Маклин, выслушал ее сбивчивый рассказ. «Я хочу снять проклятие! — рыдала Эвелин, снимая злосчастное колье. — Вы можете освятить
Монсеньор Руссель молча взял колье. Да, такие сокровища губительны для людей! Говорят, они — орудия дьявола. Но при чем тут дьявол? Люди сами совершают предательства и убийства. Как истинный христианин, святой отец не верил ни в какие проклятия. Но если миссис Маклин просит, он готов освятить камень. Монсеньор положил бриллиант на коричневую вельветовую подушечку, вскинул крест, и тут. раздались страшные удары грома. Дождь потоком ринулся с небес. Из окон посыпались разбитые стекла. И все вокруг завыло, заверещало, как в страшной сказке, а алмаз засветился зловещим светом. Но святой отец не дрогнул, рука его снова осенила крестом голубой камень. И гроза стихла.
Домой Эвелин вернулась еле живая. Сунула колье в укромное место, не решаясь надеть. Утром увидела, что «Блю Хоуп» посветлел. Перестал пугать яростным огнем и светился мягким голубым светом. Как завороженная, Эвелин расстегнула застежку и надела колье. И почувствовала необычайное спокойствие. Теперь из яростной ее надежда стала тихой.
Эвелин изменилась вместе с камнем. Перестала носиться по вечеринкам и шокировать публику. Занялась благотворительностью. И теперь никто уже не называл ее «заводной девчонкой». Эдвард благодушно заявлял приятелем: «Моя экстремалка перебесилась и притихла». Время шло. Миссис Маклин становилась добропорядочной американкой. Но в начале 1919 года ее начали мучить странные сны. То снились пожары, пламя которых было не желтым, а фиолетовоголубым. То жуткие водопады увлекали ее куда-то на дно — прямо в темно-голубой омут. И не было спасения от этой синевы. Однажды на светском рауте она привычным жестом тронула себя за шею. Колье не было! Эвелин понеслась домой. Вбежала в спальню. На ее огромной кровати сидел девятилетний Уинсон и гладил голубой бриллиант. А назавтра прямо у дома его сбила машина.
В отчаянии Эвелин стояла посреди своей комнаты, глядя на пустую кровать. Еще несколько дней назад здесь сидел ее мальчик с бриллиантом в ладошке. Теперь он в могиле. А проклятый алмаз — вон он: снова светится зловещими отблесками. Видно, и освящение не сладило с этим сатанинским камнем! И зачем только она купила его?!
Эвелин набрала номер нью-йоркского филиала Дома Картье: «Как вы могли, Пьер, продать мне этот ужасный камень?! Ведь я была глупая девчонка. Но вы-то должны были понимать, что значит проклятие!»
Телефон долго молчал, Пьер вздыхал в трубку и, наконец, произнес: «Не было никаких проклятий, Эвелин! Я придумал их, чтобы вы купили алмаз. Мне нужны были деньги. А вы сами кричали на весь Париж, что хотите иметь бриллиант с легендами и проклятиями. Вот я и приукрасил на собственный лад подлинную историю камня. Простите меня!»
Трубка мягко легла на рычаг. Эвелин схватилась за голову — не может быть! Пусть Картье и выдумал все про проклятие, но была же дьявольская гроза, когда освящали камень. И смерть Уинсена. Почему?!
Злые чары
На другой день удивленные посетители могли видеть миссис Маклин в непривычном для нее месте — библиотеке. Несколько недель она перерывала старые газеты и журналы. Домой возвращалась с дикой головной
После смерти Канитовского камень Хоупа купил турецкий султан Абд аль-Хамид II, жестокий и жадный правитель, прозванный Проклятым. Он украсил бриллиантом свою любимую наложницу Зобейду, но вскоре в припадке гнева зарезал юную красавицу. Сам же Хамид погиб в результате переворота, учиненного младотурками, а хранителя султанских драгоценностей вздернули на виселице под улюлюканье толпы. Словом, все, кто прикасался к «Голубой надежде», гибли. С калейдоскопической быстротой камень уничтожал своих хозяев. Неужели Картье не знал этого?!
Эвелин снова позвонила в Нью-Йорк, но номер не отвечал. Она пришла в отчаяние. Целую неделю просидела в своей комнате, отказываясь выходить. Эдвард, и сам измученный до предела, уехал куда-то к приятелям. Дом замер, горюя вместе с хозяевами. А ночью Эвелин услышала, как кто-то тихо стучит в дверь. Что-то подсказало ей: надо пойти открыть. На пороге стояла ее старая нянюшка-негритянка. 11 лет назад, когда Эвелин вышла замуж, старушка уехала к родственникам в Атланту. И вдруг — она здесь?.. Как маленькая, Эвелин кинулась в объятия няни.
«Голубка моя! — шептала та. — Дурной сон я видела и поняла — у тебя несчастье. Бедный наш ягненочек! До десяти годков не дожил! Чистый ангел на небе будет! А ты, голубка, не держи горе в себе. Расскажи своей няне!»
И Эвелин, вытирая слезы, рассказала ей все — о бриллианте и проклятии. Негритянка взяла в ладонь голубой камень и сжала его: «Что случилось, того не поправишь! Надо было сразу няню позвать. Я наложу на это чудовище свое негритянское заклятье. Камень не сможет больше калечить твою жизнь. Только делай как я скажу. Раз в алмазе зло — лиши его силы. Обходись с этой драгоценностью, как с простой вещью. Не восторгайся им, не дорожи! Пусть знает свое место и боится, что его выбросят, как простую побрякушку!»
Наутро, проснувшись, прислуга нашла роскошное голубое колье небрежно брошенным на газетном столике посреди старых выпусков «Вашингтон пост». С тех пор так и повелось — муж и слуги могли встретить бриллиант в самых невообразимых местах. То кухарка натыкалась на него в банке с солью, то горничная выуживала из цветочного горшка, то Эдвард находил в коробке из-под сигар. Сама же Эвелин снова стала прежней. Опять пошли гости, вечеринки, маскарады и розыгрыши. Опять ее открытая спортивная машина с визгом носилась по округе, наводя ужас на обывателей. И ее снова стали называть «заводной девчонкой».