Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир
Шрифт:
Ах, это первое свидание! Случилось оно год назад весной 1928 года, когда мать Веры уехала в Бухарест. Конечно, она обещала вернуться, но пока 18-летней Вере пришлось самой зарабатывать на хлеб. Честно говоря, она была готова ухватиться за любую работу — в массовке, в кордебалете. Где угодно! Да только места такого все не находилось. По вечерам Вера забредала в знаменитое кафе «Захер» на Кернтнерштрассе, где собирались разные знаменитости. Вере старый кельнер приносил стакан воды и вчерашнюю булочку в долг.
Прожевав свой «ужин» и выслушав недовольство кельнера («И когда вы заплатите?»), Вера поплелась в раздевалку. Гардеробщица, оттолкнув ее («Не велика птица, подождешь!»), с поклоном кинулась к невысокому элегантному господину с усиками, курившему дорогую сигару. Но господин устыдил гардеробную фурию: «Зачем же вы так? Обслужите барышню».
Вера подняла глаза и застыла как вкопанная — перед ней стоял маэстро Имре Кальман. Не может быть! Самый известный опереточный композитор — автор божественных мелодий «Сильвы — Княгини чардаша»,
На следующий день Кальман пригласил ее на свидание. В театр! Вот тогда-то семь девчонок, которые и сами жили бедней бедных, разрядили ее, как смогли. И вот теперь, спустя несколько месяцев, Вера едет в роскошном автомобиле Кальмана к нему домой — чтобы остаться там навсегда.
С мраморной лестницы подъезда Вера боязливо шагнула в прихожую и вжалась к стену. Да у него тут дворец! Конечно, Вера видела фильмы про жизнь богачей. Но то — декорация, а здесь — реальная квартира. Одна прихожая стоит кучу денег — лепные украшения, позолоченные канделябры. В гостиной — сверкающая хрустальная люстра. А в гостевой спальне — огромная кровать с балдахином. Оказалось, на аукционе Кальман приобрел точную копию спальни императрицы Жозефины.
И вот Золушка ввалилась в этот дворец — со всеми своими коробами! Да-да — ведь практичный господин Кальман приказал забрать с вокзала все Верушкины коробки. Тогда она еще не знала о его маниакальной привычке — никогда ничего не выбрасывать. Среди друзей Кальмана даже ходит анекдот — а на самом деле реальный случай: «Секретарша умоляет Кальмана: „Маэстро, необходимо выбросить бумаги десятилетней давности! Они занимают слишком много места!“ Кальман, попереживав, соглашается: „Ладно! Только снимите с них копии…“»
Как много Вера еще не знает о человеке, за которого собралась замуж! Но знает главное — она будет звать его Имрушкой, так, как зовет его вся дружная семья, оставшаяся в далеком Будапеште. Она подучит венгерский язык, ведь, скитаясь по Европе, Вера с матерью жила в Будапеште и потому вполне сносно понимает венгров. Всю ночь Вера ворочалась на роскошном ложе императрицы. Удивительно, на продавленной общежитской койке засыпала как убитая, а на мягкой перинке глаз не может сомкнуть! Все думает о будущем, а еще больше о прошлом. Ведь с Кальманом ее разделяет не богатство, а время — Кальман прожил без нее 46 лет!
Правда, кое-что он ей рассказал. Конечно, шутил. Бахвалился. Но иногда сквозь шутки проступали такие грустные ноты. Он даже родился непонятно когда. Бывает же такое! В тот день все большое дружное семейство собралось вместе. И все почему-то держали в руках часы. Когда новорожденный закричал, один из дядюшек объявил, что уже пять минут как 25 ноября. Но папа Кальман опротестовал время — на его часах было 23 часа 59 минут еще 24 ноября. Все перессорились. Но папа, как виновник события, взял верх. Так что днем рождения Имре было признано 24 ноября 1882 года.
Семья была счастливая — родители горячо любили друг друга и всех шестерых детей, из которых Имре оказался третьим. Отец Карой Кальман был вполне обеспеченным порядочным буржуа, вот только несколько романтичным. И потому, когда в их маленьком городке Шиофок на берегу красивейшего озера Балатон решили развивать курортное дело, вложил в него все свои средства. Как водится, сначала все шло отлично. На курорт приезжали известные личности. Например, профессор Лидль из Будапештской филармонии. Малыш Имре часами простаивал под его окном — восхищался игрой на скрипке. В конце концов разъяренный Лидль вызвал Кальмана-старшего: «Уберите вашего сына! Он меня раздражает!» — «Вряд ли он уйдет, — виновато покачал головой папа Кальман. — Ребенка не оторвать от музыки. Даже его сестра Вильма не может выгнать мальчишку из-под рояля, когда играет». Лидль не поверил. А зря! Уже через пару минут четырехлетний мальчуган пел профессору по памяти Вторую венгерскую рапсодию Листа, которую разучивала в то время Вильма. И он мог бы спеть не только ее — ведь в семье Кальман любили музицировать!
Словом, первые десять лет жизни малыш Имре прожил, окруженный довольством и заботой. Учиться его отправили в Будапешт — в привилегированную
Вера вспомнила, как уже взрослый Кальман рассказывал ей про ЭТО. «С тех пор я разучился смеяться, — грустно проговорил он. — И мне всегда мерещится, что, сколько бы денег мне ни заплатили за очередную оперетту, вдруг мне не хватит на персик?»
«Никогда! — поклялась себе Вера. — Никогда этому мальчику Имре не придется нуждаться!» Уж она-то в свои 18 лет, исколесив почти всю Европу, перебиваясь то тут, то там, стала вполне взрослой. Она позаботится об Имрушке. Он не любит незнакомые общества, стесняется пробивать свою музыку — она, Вера, займется всеми этими «светскими» делами. Он ненавидит прессу (видит Бог, есть с чего! — ведь эти писаки даже великую оперетту всех времен и народов «Княгиня чардаша» разнесли в пух и прах) — Вера займется газетами. И нотными изданиями. Мало поставить оперетту на сцене — надо издать клавир. Только так она останется для потомков. А оставить Кальману есть что. Стоит только выйти на улицы Вены, чтобы понять это. «Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось?» — несется из ближайшего скромного кафе. «Без женщин жить нельзя на свете!» — восклицает шикарный модный ресторан. А игривая танцплощадка утверждает: «Шимми — это самый модный танец!» Мелодии Кальмана — везде! Тупоголовые критики даже обвиняют композитора, что он работает как конвейер — создает не настоящую музыку, а шлягеры на потребу толпы. Что, мол, даже на премьерах Кальман не смотрит на сцену, а подсчитывает на манжетах будущие гонорары. Конечно, никто из критиков и не думает о мальчике, который всю жизнь боится, что ему не хватит на персик. Но Вера-то знает, что за хорошую мелодию этот мальчик продаст и персик. Ведь музыка — его кумир, его страсть. Даже гуляя с Верой, Кальман записывает пришедшую на ум мелодию. Даже угощая многочисленных родственников, может схватить салфетку и испещрить нотами. Ради музыки Кальман еще с детства жертвовал всем. Чтобы заработать себе на музыкальное училище, начал давать еще большее количество уроков. Чтобы купить рояль — пусть совсем старенький, зато свой, — год отказывал себе во всем. Зато, когда он выступил на своем первом публичном концерте, газеты назвали его «вундеркиндом» и «фортепианной надеждой нации». Но вот трагедия — 15-летний Кальман поиграл на своем рояле всего три месяца. Нет-нет, рояль выдержал. Не выдержала правая рука. В своей безудержности Имре переиграл ее. Так что с карьерой пианиста пришлось распрощаться. Но хоть рука и не слушалась — страсть к музыке осталась. И потому, не доучившись в университете на юриста, Кальман сдал экзамены сразу на второй курс Будапештской консерватории по классу композиции. Да только композитору Кальману поначалу не нашлось работы. «Никому не нужны мои симфонические поэмы, песни, баллады. Осталось только написать оперетту!» — в сердцах объявил он на дружеской пирушке. Вот так — от горечи и непризнанного таланта — и родилась первая оперетта Кальмана «Осенние маневры». Было это в 1908 году. В Будапештском театре комедии «Вигсинхаз» директор брезгливо покосился на клавир: «Ладно, оставьте, вечером посмотрю». Тон господина директора добил убежденного пессимиста Кальмана. Он сбежал от родителей к своей замужней сестре и спрятался там, зализывая душевную рану. Чудак Имре! Он заранее был уверен, что оперетту отвергнут. Через три дня, собравшись с духом, он вернулся к родителям. Домашние встретили его на пороге: «За тобой три раза присылали из театра! Они ставят твою оперетту!»
Все, хватит! Вера заворочалась на ложе императрицы. Имрушке не придется больше унижаться перед директорами. Вера сама станет ходить по дирекциям. Ну, выгонят лишний раз. Мало ее выгоняли? Впрочем, о чем она? Никто уже никогда не отвергнет музыку Имре Кальмана. Он же — признанный Король Оперетты, Князь Чардаша. Да и как можно не любить его музыку? Это же — сплав страсти и колдовства. Это же — романтическая сказка! Правда, сказка редко исполняется в жизни. Может потому в солнечных мелодиях Имре так много тени, в веселых мелодиях — надрыва, в радостных — тягостного предчувствия?..