Великие Цезари
Шрифт:
Однако Август упрямо проводил в жизнь принятые постановления и продемонстрировал всему Риму, что перед законом все равны, применив его против своей дочери и внучки. Но все эти меры не могли, разумеется, привести к идеальной нравственности, каковую Август видел в древности, и возродить ее было уже никак невозможно. Против подобных брачных нововведений протестовал народ, и властителю волей-неволей приходилось отступать от своих намерений и смягчать эти постановления. Так, по закону восемнадцатого года, вдовцы обязаны были вступать в новый брак через год, а разведенные через полгода, а по новому закону Папия и Поппея, принятому в девятом году уже после Р.Х., этот срок продлевался до трех лет. Сами законодатели, еще раз напомним читателю, Папий и Поппей, были не женаты, и детей у них не было.
«Но и после этого, – как пишет Светоний, –
Кроме того, ему приходилось доказывать свою правоту чтением речей бывших консулов, к примеру, знаменитое обращение к сенату Квинта Метелла «Об умножении потомства», убеждая тем самым строптивых сенаторов, что и предки уже были озабочены демографическими проблемами. Некоторые сенаторы ему откровенно дерзили, и есть у Светония такие, к примеру, их реплики: «Я бы тебе ответил, будь это возможно!» и другие подобные. Ему открыто намекали, что тому, кто был трижды разведен и женат на разведенной, не пристало бороться с разводами. К чести нашего героя, он был толерантен, в мирное время жесток не был и старался не обращать внимания на подобные дерзости. Но иной раз ядовитые вопросы и намеки сенаторов, что он и сам был не прочь развлечься с чужими женами, его допекали, и он уходил из курии в раздражении. Светоний, между прочим, сообщает, что Август приказал умереть своему любимому вольноотпущеннику Полу, потому что тот соблазнял замужних женщин. Воистину: «В своем глазу соломинку мы видим, ну а в чужом не видим и бревна».
Разумеется, велась активная пропаганда семейной жизни. Император лично помогал многодетным семьям, окружал почетом отцов больших семейств и устраивал карьеру их сыновьям. Некий Гай Крисп Гилар из Фезул в окружении своих восьми детей, тридцати внуков и восемнадцати правнуков торжественно демонстрировал на Палатине плодовитость своей семьи. Гораций, единомышленник Августа, что касалось реформ, направленных к возрождению старых обычаев, также призывал римлян к радостям семейного очага. Но сам поэт женат не был и особой любвеобильностью не отличался. Он советовал своим читателям утолять свою страсть в объятиях рабынь или гетер, а не соблазнять благородных матрон, что ведет к разрушению семьи.
Здесь уместно еще раз обратиться к судьбе несчастного Овидия. В то время, когда император говорил своим подданным о святости семейного очага и принимал законы, направленные на соблюдение супружеской верности, такие сочинения, как «Наука любви», несомненно, считались вредными и подрывающими, так сказать, устои добропорядочности.
Но если мы обратим свой взор на прошлые века, где Август видел идеал семейных отношений и нравственности, то увидим, что литература того времени также обращалась к теме любовных отношений столь же ярко, как и Овидий. К примеру, Плавт (второй век до Р.Х.) в своих комедиях описывал весьма пикантные эпизоды, где «страстно обнял друг подругу, губы с губками сливает, языков двух откровенно начинается беседа» и тому подобные. Примеров можно привести великое множество, и есть соблазн процитировать еще и другие источники. Так что, еще раз повторим, «Наука любви» не могла стать единственной причиной ссылки поэта. Его современниками были и другие волшебные мастера любовной лирики, такие как Катулл, Тибулл и Проперций. Скорее всего, причина была политическая. Павел, муж Юлии Младшей, устроил заговор с целью возведения на престол единственного оставшегося в живых внука Августа Агриппы Постума (есть такая версия), за что поплатился жизнью, а Силан, любовник Юлии, был сослан. Так что, быть может, Овидий был как-то причастен к этой истории. Во всяком случае, из туманных намеков, что его погубили «стихи и проступок», какие поэт делал в ссылке, можно понять, что он совершил нечто такое, что Август расценил не только как пропаганду безнравственности.
Хотя необходимо отметить, что наказание за вредные, с точки зрения правительства, сочинения постигло не только Овидия. В том же восьмом году ритор Кассий Север был сослан на остров Крит за «бесстыдные» нападки на знатных особ обоего пола, а сочинения Тита Лабиена были, по решению сената, сожжены,
Итак, борьба Августа за нравственность с помощью законов, пропаганды прелестей семейного быта, отцовства и материнства, можно сказать, закончилась скорее поражением, нежели победой. Да и не могла ею закончиться, потому что во все времена пределы власти находятся на границе индивидуальных склонностей и привычек того или иного человека. Трудно убежденного холостяка затолкать в ярмо семейной жизни, принудить женщин не изменять своим мужьям, заставить поэта не писать о своих эротических чувствах, мыслях и переживаниях.
Все это, несомненно, так, но Августу в определенной степени удалось изменить демографическую ситуацию в государстве в лучшую сторону. И не столько при помощи брачного законодательства, сколько благодаря установившемуся прочному миру и экономической и политической стабильности. Люди поверили в будущее без гражданских войн, требовавших человеческих жизней и обременительных финансовых пожертвований в виде новых налогов или открытого грабежа. И естественно, что мирная спокойная жизнь без войн, поборов, постоянного страха репрессий, возможности лишиться недвижимой и иной собственности стимулировала создание семей и рождаемости. В «Деяниях божественного Августа» говорится, что во время переписи после сорок второго года до Р.Х. «учтено было голов римских граждан четыре миллиона шестьдесят три тысячи», а во время переписи в четырнадцатом году после Р.Х. (год смерти Августа) «учтено голов римских граждан четыре миллиона девятьсот тридцать семь тысяч». Таким образом, за время его правления народонаселение Рима увеличилось почти на четверть. А общее число жителей империи исчислялось цифрой от семидесяти до ста миллионов.
Как видим, борьба за нравственность и улучшение демографической ситуации принесла желанные плоды, при этом следует признать, что хоть и были пострадавшие, однако в целом эти реформы были восприняты народом не без одобрения. Как и принятые, и уже не в первый раз, так называемые законы против роскоши. Цезарь в свое время запретил бездетным женщинам пользоваться носилками, украшать себя жемчугом до сорокалетнего возраста. Было запрещено устраивать пиры с гастрономическими изысками, хранить дома более пятнадцати тысяч денариев, каждая лишняя колонна в перистиле (внутренний дворик в богатых домах) облагалась налогом. Однако толку от этого не было – красиво жить не запретишь. А укротить страсть женщин к нарядам и украшениям еще никому не удавалось. Даже императору. Вспомним образ жизни его дочери и внучки. И хоть он приказал в пылу гнева сровнять с землей выстроенный внучкой роскошный дворец, но что касается нарядов и украшений, сами понимаете, это запретить никому невозможно. Даже если женщина находится в неволе, она находит возможность украсить себя мишурой, пусть и сделанной из засушенного хлеба или кусочков дерева.
Еще хотелось бы отметить не столько безликую государственную необходимость таких нововведений Августа, сколько его личную заинтересованность в искоренении пороков. Консерватор по своим убеждениям, он надеялся улучшить общество, обратив его взор на чарующие картины прошлой жизни, ну а раньше, как известно, все было лучше: и урожаи, и нравы, и культура, и так далее. И в этом у него, естественно, было немало единомышленников. Апологетами идиллии золотого века при Августе были, как уже мы знаем, великие поэты Вергилий, Гораций, которых он ласково прикармливал, и Овидий (если иметь в виду не «Науку любви», а «Метаморфозы»).
Зато историки его времени, что чрезвычайно важно, не были столь верноподданны. Они тоже ностальгировали по прошлому, но республиканскому прошлому, и не могли простить Августу необратимости установленного им единовластия. Уже упоминавшийся Тит Лабиен так и не смог смириться с поражением республиканцев и до конца дней хранил верность Помпею. Его называли Бешеным, потому что он, не задумываясь, выкладывал то, что думал, невзирая на чины и должности, и не случайно именно его сочинения были подвергнуты сожжению. Когда свитки были брошены в огонь, известный в то время оратор Кассий Север сказал, что и его следует сжечь живьем, потому что он знает содержание этих книг наизусть.