Великие Цезари

Петряков Александр Михайлович

Следует тут отметить, что Август, прекрасно понимая, что новая форма управления государством, которое давно переросло свои прежние границы, требовала новых идеологических подпорок, и религия в этом ряду всегда была главной. Единодержавное правление, по логике, требовало монотеизма, и это очень хорошо понимал Цезарь и делал активные попытки внедрить собственный культ, рассказывая легенды о своем родстве с Венерой.

Конечно, Август в значительной степени и тут развивал на практике идеи своего приемного отца, но делал это осторожно, культивируя свою божественность на генеалогическом древе Цезаря. В этом заключалась его мудрость как государственного деятеля. Он прекрасно понимал, что нельзя сразу и вдруг, революционным путем, решать религиозные вопросы. Консервативное высшее сословие твердо стояло на позиции традиционной, политеистической римской религии, и Август сам исповедовал подобные же воззрения и, более того, как уже понял читатель, активно внедрял в жизнь духовные

ценности давно ушедших времен. И в то же время повсюду насаждал собственный культ, понимая необходимость духовного объединения всех населявших империю народов. Особенно активно, как уже отмечалось, культ Августа внедрялся в провинциях. И это понятно. Несмотря на веротерпимость римлян, допускавших даже в столице отправление иноземных культов, требовалось единоверие, и оно выражалось в императорском культе. Чрезвычайно любопытен в этом смысле один из источников, найденный на месте одного из городов провинции Пафлагония, где приводится клятва, которую давали Августу. Клялись всеми видимыми и невидимыми богами, а также и самим Августом в том, что будут делать императору и его потомкам только добро во все времена как поступками, так и помыслами, друзья императора будут считаться его (дающего клятву) друзьями, а враги Августа – его врагами. Врагов Цезаря он обещает преследовать как своих собственных, а если нарушит клятву, то на него, его семью и потомков падет проклятие, и их телам не будет нигде места для погребения. Клятва эта длинная, мы пересказали ее вкратце, и она наполнена угрожающе-мистическим содержанием, которое во все времена магическим образом действовала на умы людей.

Август не стал родоначальником новой мировой религии, да и не мог им стать вследствие многих причин, но дал направление, которое стало болезненно востребованным лишь во время поздней империи, когда восточные культы стали вытеснять исконно римские, и в конце концов ради единства государства официальной религией Рима было провозглашено христианство.

Глава XIII. Император умер, да здравствует император!

Тацит в первой книге «Анналов» писал: «Итак, основы государственного порядка претерпели глубокое изменение, и от общественных установлений нигде ничего не осталось. Забыв о еще недавнем всеобщем равенстве, все наперебой ловили приказания принцепса; настоящее не порождало опасений, покуда Август, во цвете лет, деятельно заботился о поддержании своей власти, целостности своей семьи и гражданского мира. Когда же в преклонном возрасте его начали томить недуги и телесные немощи и стал приближаться его конец, пробудились надежды на перемены, и некоторые принялись толковать впустую о благах свободы, и весьма многие опасались гражданской войны, иные – желали ее. Большинство, однако, на все лады разбирало тех, кто мог стать их властелином: Агриппа жесток, раздражен нанесенным ему бесчестием и ни по летам, ни по малой опытности в делах непригоден к тому, чтобы выдержать такое бремя; Тиберий Нерон – зрел годами, испытан в военном деле, но одержим присущей роду Клавдиев надменностью, и часто у него прорываются, хоть и подавляемые, проявления жестокости… Ко всему этому еще его мать с ее женской безудержностью: придется рабски повиноваться женщине и, сверх того, двоим молодым людям, которые какое-то время будут утеснять государство, а когда-нибудь и расчленят его».

Итак, правление Августа символизировало собой наступление новой, мирной эпохи в истории Рима. Государство, расшатанное гражданскими войнами, наконец-то обрело покой, и мирные заботы стали главным содержанием жизни римских граждан. То, к чему стремился великий правитель, было упрочено, и теперь, когда он выполнил свое предназначение, ему оставалось лишь подумать о том, кто и как будет выполнять его политические планы после него. Конечно, официальным наследником оставался Тиберий, но императора очень тревожили черты характера пасынка. Прекрасный психолог, великолепно разбиравшийся в людях, Август видел и знал, что Тиберий, обладая очевидными достоинствами (полководческий и организаторский таланты, бережливость, твердость и прочие), вместе с тем человек скрытный, жестокий, злопамятный и во многом непредсказуемый. Взять хотя бы тот факт, что он самовольно, вместо того чтобы отправиться по поручению Августа в Армению для улаживания конфликтов на Востоке, предпочел добровольную ссылку на Родос. Тому были свои причины, о которых мы уже говорили, но тем не менее таким образом, он свои личные обиды поставил выше интересов государства. И опасения Августа впоследствии оказались верными. В конце жизни Тиберий поселился на Капри и в течение многих лет вообще не появлялся в Риме, переложив управление империей на командира гвардейцев Сеяна и других доверенных лиц.

Расскажем немного о наследнике Августа. Как мы уже знаем, его детство протекало во время гражданской войны, и его родители, рискуя жизнью своего ребенка, не раз спасались от преследований именно Октавиана, который по воле судьбы стал его приемным отцом. После окончания войны Тиберий жил в Риме, и какие чувства испытывал к отчиму, который насильно

разлучил отца с матерью, беременной на шестом месяце, можно только догадываться. Его отец умер, когда ему было девять лет, и он, по обычаю, произнес с ростральной колонны похвальную речь покойному.

Он женился на дочери Марка Агриппы, внучке Аттика, и был очень с нею счастлив. У них родился мальчик, а когда Випсания забеременела во второй раз, ему было велено развестись с любимой женой и вступить в брак с дочерью императора. Мы уже упоминали об этом, и еще раз скажем, что этого он не мог простить отчиму никогда, и какую ненависть он к нему затаил, тоже нетрудно догадаться.

Его принудили жить с распутной Юлией, и он вынужден был покориться. И все же не смог, видимо, забыть свою ненаглядную Випсанию, которую, кстати сказать, выдали замуж за сына Азиния Поллиона, которого он за это сильно невзлюбил.

Тиберий успешно справлялся со всеми поручениями Августа, и тот был доволен его успехами как на военном, так и на гражданском поприще. Помимо победоносных кампаний, какие он вел на Западе, ему ранее приходилось заниматься проблемой подвоза хлеба и его раздач, а также наведением порядка на дорогах и в сельской местности после окончания гражданской войны.

Удалившись на Родос, он не предполагал, что сам себя поймал в ловушку. Когда он обратился к Августу с просьбой о возвращении, то ему было отказано. К тому же его оклеветал Марк Лоллий, который в качестве военного советника сопровождал на Восток Гая Цезаря, внука Августа. Так что, как пишет Светоний, он жил на острове «как человек гонимый и трепещущий». И после того как Ливия все же добилась его возвращения в столицу, Август запретил ему заниматься государственными делами, и он жил в Риме как частное лицо.

После семилетней ссылки на Родосе он еще три года «занимался только частными делами, свободный от общественных должностей». И только после смерти внуков Августа, Гая и Луция, которых тот готовил себе на смену, ему пришлось в четвертом году после Р.Х. усыновить Тиберия вместе с последним отпрыском Агриппы, которому тогда минуло шестнадцать лет. Этот молодой человек, о чем мы уже говорили, впал в немилость не совсем понятно почему, и в седьмом году после Р.Х. был сослан на остров Планасию (неподалеку от Эльбы). Трудно сказать, почему Агриппа Постум, совсем еще юноша, навлек на себя гнев правителя. Скорее всего, его оклеветали, и наверняка в этом деле Ливия играла далеко не пассивную роль. Говорится о его буйном и неукротимом характере, но кто в семнадцать лет не совершал необдуманных и дерзких поступков? Тацит пишет о нем, что он обладал «большой телесной силой, буйный и неотесанный, но не уличенный ни в каком преступлении». После того как Агриппа был выслан по постановлению сената, в народе стали говорить, что внук правителя слишком много занимался гимнастикой и рыбалкой, а не государственными делами, и это, дескать, и послужило причиной высылки. Известно также, будто он говорил якобы о том, что ему по праву принадлежит все отцовское состояние. Конечно, дерзость, но вполне простительная в таком возрасте.

Так или иначе, но после удаления последнего оставшегося в живых родного внука у Августа не осталось кровных наследников, и единственным претендентом на трон остался Тиберий, как того и добивалась Ливия, внушавшая мужу, что государство после его смерти попадет в надежные руки. И император вынужден был признать сына своей жены наследником, посчитав, видимо, что, несмотря на скверные черты характера, Тиберий, опытный полководец и государственный деятель, более достойная кандидатура в преемники, нежели молодой и вспыльчивый Агриппа Постум.

Светоний пишет о Тиберии, что он был высоким, статным, красивым и сильным мужчиной. Пальцем левой руки мог проткнуть яблоко, способен был видеть в темноте, обладал крепким здоровьем, но с виду был очень суров и неразговорчив. И вместе с тем он, как и Август, боялся грозы, и всякий раз, когда слышал раскаты грома, надевал на голову лавровый венок, свято веря, что в это дерево молния не ударяет. Он был, впрочем, фаталистом и занимался астрологией.

Казалось бы, все складывается так, как хотела Ливия, и вопрос о престолонаследии решен окончательно. Но Август в последние годы жизни стал вспоминать о своем несчастном внуке, и, быть может, чувство вины, сопряженное с обострившейся неприязнью к жене и ее сыну, заставило его совершить поездку на место ссылки Агриппы Постума.

Все было совершено в строжайшей от Ливии и Тиберия тайне. Августа сопровождал лишь один его преданный друг Публий Фабий Максим. Конечно, он не присутствовал при разговоре, но видел, как при их прощании «были пролиты обильные слезы и явлены свидетельства взаимной любви» (Тацит). И об этом Фабий рассказал своей жене Марции. От нее Ливия и узнала о визите мужа на Планасию. Нетрудно догадаться, какую это вызвало у нее реакцию. Август, конечно, понял, что Фабий Максим, единственный его спутник в путешествии, не сумел удержать языка за зубами, и когда тот однажды пришел к императору, то услышал от него лишь одно слово: «Прощай». Через несколько дней Фабий Максим наложил на себя руки. Его жена Марция на похоронах плакала и причитала, что ее болтливый язык стал причиной смерти мужа.