Великие дни. Рассказы о революции
Шрифт:
— Это невозможно, — сказал один военный специалист, — нет, это невозможно. Подумайте, лавины могут всех засыпать, лошади на такую кручу не пойдут, люди замерзнут. Нет, это положительно невозможно, даже теоретически…
Киров строго посмотрел на него и твердо сказал:
— Теоретически невозможно, а коммунистически возможно…
Киров сам отобрал лошадей, велел самых сильных поставить вперед, сам проверил, как все обуты и одеты, тепло ли, осмотрел оружие.
Потом он на лошади несколько раз съездил к перевалу, говорил со стариками горцами, с командирами и красноармейцами.
Пока шли сборы
— Ну как, товарищи, пройдем?
И со всех сторон ему отвечали:
— Пройдем, товарищ Киров, а как же иначе! Конечно, пройдем.
Киров не мог идти с отрядом, хотя и очень хотел. Его вызвали в Москву на Десятый партийный съезд. Горячо простились с ним бойцы и тронулись в путь.
Удивителен был этот поход. Звезды ночью висели совсем близко над головой. Неба днем не было видно. Оно было закрыто тучами, туманы ползали по горам, сквозь туманы со скал срывались обвалы, и камни с грохотом сыпались в бурную реку Ардон.
Стоял мороз.
Местные жители выходили навстречу отряду и помогали как могли. Они вместе с красноармейцами отрывали тропу лопатами, указывали, где лучше пройти среди камней и провести коней, но все же говорили:
— Занесет вас, товарищи. Куда вы держите путь, там нет прохода…
А старики добавляли:
— Не было еще случая, чтобы зимой там проходили люди.
И среди тех, кто шел в бой, не щадя своей жизни, первыми были коммунисты! Гимн гордой судьбе этих людей создал художник К. Петров-Водкин своей картиной "Смерть комиссара".
Лошади были русские, они не умели ходить по горам. Им было очень трудно. Они проваливались в снег по грудь, они застревали в камнях. Их расседлывали и седла переносили на руках.
В одном месте загудела огромная лавина и помчалась вниз в облаке снежной пыли. Она сбросила в реку несколько человек. Вместе с ними погибли и их кони. Спасти их было невозможно.
У подножия перевала стоял старый-старый домик. В нем раньше жили рабочие, чинившие дорогу. Теперь, зимой, в нем никого не было. Домик был маленький, каменный, с толстыми холодными стенами. Свет едва проникал в крошечные окна. Но в нем уцелел очаг. На очаге согрели чай, сварили мамалыгу, отогрелись, по очереди отдохнули и пошли дальше.
Пришлось рыть коридоры в снегу выше человеческого роста. Начался самый крутой подъем.
Небо сияло, туч не было, туман остался ниже, но мучений стало больше, потому что от солнца снег стал мягким, лошади стали чаще и глубже проваливаться.
Стали их вытаскивать — из снега торчит конец столба. Что это такое? Это была верхушка телеграфного столба, занесенного доверху снегом. Столбы эти стояли с краю летней дороги, немного ниже ее, и вот так их занесло за зиму.
Наконец вышли на самый перевал. Снег на перевале лежал большой, и от этого снега стали слезиться глаза. Солнечный свет отражался от этого яркого снега и слепил людей.
Куда ни погляди — всюду ослепительно светился снег, и над ним стояли черные-черные отвесные
Все страшно устали, но никто не роптал. Они так спешили на помощь грузинским братьям, что никто не думал отдыхать. Все дышали тяжело, все запыхались и пошли медленно к спуску с перевала.
Спуск был крутой, и тут все на минуту остановились. Далеко внизу под ними были видны хижины первого грузинского селения. Дальше стояли громадные леса на реке Чанчахи.
Солнце грело их уже по-южному. Тут все повеселели и начали быстро спускаться. Дышать стало легче, но снег был такой скользкий, что каждый придумал свой способ спускаться.
Кто садился на корточки и скользил вниз. Кто, как лыжник, во весь рост, слегка пригнувшись, опираясь на палку, спускался с кручи. Перед лошадьми стелили бурки на снегу, и они, осторожно ступая по черным буркам, шли, встряхивая гривами, с которых сыпался мелкий снег.
Других, более пугливых лошадей клали на бурку, связывали им ноги и скатывали их, тянули бурку за конец, и, беспомощно озираясь и чихая от попавшей в ноздри снежной пыли, кони ехали на бурках в Грузию.
Но иные кони шли сами, им даже нравился этот морозный воздух, крики и кругом суета, множество людей. Они ступали уверенно, и про них говорили: вот настоящие горные кони — ничего не боятся.
Первый красноармеец, достигший низа, оглянулся и замер… Такого зрелища он не видел никогда в жизни. По белой стене, упиравшейся в небо, спускались люди и лошади. Казалось, гора их рождает.
Где на бурках едут лошади, где спускаются сами красноармейцы, как на санках, где стаскивают на руках пулеметы — по всей горе шум идет, будто сама гора радуется, что на ней столько народу сразу.
А на плоских крышах в грузинском селении Гуршеви стояли старики и взволнованно жевали концы длинных усов.
— Сандро, дорогой, как ты думаешь, что это такое? — спросил один старик другого.
— Я думаю, что это революция идет к нам на помощь, — отвечал Сандро.
1940
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ
ПОДЗЕМНАЯ ВОЙНА
Я познакомился с археологом Левченко в 1938 году в маленьком городке Старом Крыму, погруженном в тень вековых ореховых деревьев.
Левченко изучал древний водопровод, найденный в Старом Крыму. На вершинах соседних гор были открыты полуразрушенные каменные бассейны, заваленные морской галькой. Галька эта собирала росу, роса стекала на дно бассейнов и оттуда по гончарным трубам лилась в город.
Я много бродил вместе с Левченко по сухим окрестным горам, и в конце концов мы сдружились.
Однажды мы вернулись в городок и зашли в маленький ресторан. Кроме нас, никаких посетителей не было, если не считать старого пса-крысолова. Он деликатно открыл дверь лапой и улегся у наших ног. Он вздыхал и искоса поглядывал на нас, как бы спрашивая, когда мы, наконец, перестанем говорить. Говорили не мы, а один Левченко.