Великие дни. Рассказы о революции
Шрифт:
— Данел, Данел, — сказала мать, — с белыми волками я готова всю остальную жизнь сражаться, чтобы их всех перебить. Я не пью и не ем, я сыта нашей победой.
— Вот ты какая у меня! — сказал Данел и стал спускаться к тому белому, что ждал его у камней.
Данел встал по другую сторону камней и говорит:
— Что надо, что скажешь?
— Что скажу? Одно скажу — давайте нам дорогу, а не то всех вас перебьем. Весь ваш отряд с тобой вместе.
— Если ты только за этим пришел, можешь обратно идти, — говорит Данел.
— Нет, я имею
— Какое ты имеешь предложение, говори.
— Если вы не откроете дорогу нашему отряду, мы поставим сейчас пушку и всех сразу повалим: и вас всех, и башню вашу паршивую…
— Дай подумать, — сказал Данел, посмотрев на небо.
День уже склонялся совсем к вечеру. Он подсчитал в уме, сколько осталось патронов, — патронов осталось очень мало. Он сказал:
— Ну хорошо, мы дадим вам дорогу при одном условии.
— Говори свое условие.
— Мой отряд держит эту дорогу до темноты. Как будет темно, мы уйдем. И пусть будет дорога ваша.
Белый очень обрадовался, думая, что партизан испугался его пушки. И, радуясь тому, что он так ловко обманул партизана, он как бы нехотя сказал:
— Хорошо, пусть так и будет. Мы отдохнем до ночи, но тогда вы уж убирайтесь немедленно, или вам всем будет худо.
С этими словами белый пошел к своим, а Данел вернулся в башню. Когда стало совсем темно, он привел к башне коня, навьючил на него винтовки, посадил свою мать и отправился в горы. А белые, боясь засады, целую ночь стояли на месте. И когда они утром двинулись в горы, в долине никого уже не было. А за это время партизаны хорошо укрепили свои новые позиции.
НИКОЛАЙ ТИХОНОВ
РАССКАЗ О ЩОРСЕ
Знаменитый герой гражданской войны Щорс был человек неустрашимый. Он во многом походил на Чапаева, и его даже сейчас часто называют — украинский Чапаев.
Раз он ехал по дороге на легковом автомобиле. Ехал он со своим штабом. Все, конечно, вооруженные. И даже гранаты висели у поясов. Машина была старенькая, разбитая, но лихость могла показать, да и шофер был лихой, а какой шофер — такова и машина.
Ехали они полями, и поля эти не имели ни конца ни края.
Смотрит Щорс на эти поля и говорит: "Смотрите, вот он, наш родной советский простор!"
Только он сказал это, схватил его за рукав адъютант и кричит: "Петлюровцы впереди!"
Видит Щорс: в облаках пыли мчится им навстречу грузовик. Полон грузовик вооруженных людей. И винтовки блестят в пыли, и пулеметы торчат по краям.
И видит Щорс: болтается над грузовиком голубой с желтым петлюровский флажок.
Катят обе машины навстречу друг другу, и свернуть машинам некуда. По сторонам дороги канавы, и очень глубокие. Только-только места разойтись найдется.
Все в машине Щорса схватились за оружие, а Щорс говорит шоферу: "Чуть
Петлюровцы ехали пьяные, песни орали, но как увидели машину впереди себя, стали присматриваться, кто это едет навстречу.
Пыль клубится, ничего сразу не разберешь.
Стали они махать руками и шапками и кричать: "Стой, стой!"
Куда там! Летят машины навстречу, и нет уже силы их остановить. И если шоферы не угадают, врежутся машины одна в другую.
В такую отчаянную минуту снимает Щорс с пояса гранату, заряжает ее хладнокровно и встает в машине. И так летит навстречу петлюровцам.
А те не могут за пылью разобрать, что он делает. Только все орут свое: "Стой, стой!"
Уже совсем рядом машины. Видят петлюровцы красные звезды на фуражках и кожаные куртки перед собой. И видит Щорс, как свисают винтовки, видит страшные морды пьяных петлюровцев.
И как взревут тут петлюровцы: "Хто вы таки?" — И прямо в упор: "Да то ж коммунисты!"
Щорс как размахнется — и прямо в них, в толпу, гранату и кричит шоферу: "Полный!"
Как взовьется машина Щорса вперед, только свист в ушах, да через три секунды позади них — удар. Взорвалась граната.
А машина мчит и мчит, и поля уже не бегут по сторонам, а летят, как на крыльях. Только когда от быстроты сзади уже пыль стала стеной, убавил шофер ход и пыльным рукавом вытер пот со лба.
А Щорс сорвал с головы фуражку, стукнул ею о колено, сказал: "До смерти живы будем!" — и засмеялся.
1940
НИКОЛАЙ ТИХОНОВ
МАМИСОН
В феврале тысяча девятьсот двадцать первого года крестьяне и рабочие Грузии восстали против своих угнетателей и попросили помощи у Советской России.
А жили они за большими снежными Кавказскими горами. Чтобы помочь им, надо было Красной Армии перейти через эти горы. Поручили Кирову это дело.
Киров немедленно собрал опытных, знающих горы людей и военных специалистов на совет. Рассмотрели они карту и увидели, что Красной Армии лучше всего перейти через горы в одном только месте. Это место называется Мамисонский перевал.
В летнее время через перевал идет дорога. Дорога идет петлями все выше и выше и потом круто опускается в Грузию.
По этой дороге летом можно проехать в телеге, можно верхом на лошади, можно пешком, только пешком немного утомительно.
А зимой, скажем в феврале, этот перевал непроходим. Там лежит такой высокий снег, что люди и лошади просто в нем тонут. Дороги нет никакой, с гор срываются лавины и грохочут вниз, в бурную реку. К такому перевалу и подойти-то нельзя, не то что его перейти.