Великие мечты
Шрифт:
— Позволь мне.
И началась небольшая игра. На свою тарелку он положил одну маленькую морковку, и на тарелку Сильвии — одну морковку. Он был важен, раздумчив, сосредоточенно морщил лоб, и вот уже Сильвия начинает смеяться, хотя губы ее еще совершают мелкие нервные движения. Себе на тарелку — ложку капусты без верха, и ей на тарелку — ложку капусты без верха, игнорируя руку, которая инстинктивно поднялась, чтобы остановить его. Для себя — капля фарша, и то же самое для нее. И потом, с бесшабашным видом, он положил довольно большую порцию пюре и Сильвии, и себе.
Стараясь не наблюдать слишком откровенно за тем, что происходит, пока Эндрю и Сильвия борются сами с собой, Фрэнсис подняла стакан красного вина по семь шиллингов за бутылку, потому что этот приятный сорт вина еще не был «открыт» потребителями, и произнесла тост за прогрессивное обучение — старая шутка, но она всем нравилась.
— А где Юлия? — спросила Сильвия тоненько.
Встревоженное молчание. Потом Эндрю сказал:
— Она обычно не ест с нами.
— Но почему? Почему, ведь с вами так весело?
Это был прорыв, настоящий прорыв, так Эндрю позднее описывал это Юлии: «Мы победили, Юлия, да, мы и в самом деле победили». И Фрэнсис была польщена, у нее даже слезы выступили на глазах. Эндрю положил руку на плечи Сильвии и, улыбаясь матери, сказал:
— Да, с нами весело. Но Юлия предпочитает ужинать у себя наверху, одна.
Сам того не ведая, Эндрю нарисовал картину того, что значит быть одиноким, и она потрясла его до глубины души. Он вскочил и сказал:
— Я пойду и еще раз приглашу ее.
В определенной степени он сделал это и для того, чтобы избавиться от бремени и вызова своей тарелки, к содержимому которой едва притронулся. Как только он вышел из кухни, Сильвия тоже отложила вилку.
Через минуту Эндрю вернулся и сел, проговорив:
— Юлия сказала, что, возможно, заглянет попозже.
Это вызвало за столом нечто вроде паники. Несмотря на все усилия Эндрю представить свою бабушку в более привлекательном свете, ее склонны были считать старой ведьмой, она служила объектом насмешек. Сент-джозефский контингент не мог знать, как Юлия неделю, даже две боролась с болезнью Сильвии, сидела с ней, купала ее, заставляла проглотить кусочек того, ложечку другого. Должно быть, она почти не спала эти дни. И вот ее награда — Сильвия, снова берущаяся за вилку при виде того, как Эндрю берется за свою (словно забыла, как это делается).
Неловкий момент остался позади, «детвора» насытилась, и Фрэнсис съела больше, чем обычно, чтобы подать пример тем двоим, что сидели слева от нее. Это был прекрасный вечер, окрашенный подспудной нежностью — из-за Сильвии и их общей заботы о ней. Казалось, будто они обнимают девушку коллективной рукой за плечи, пока она проглатывает содержимое вилки раз за разом. И Эндрю тоже.
Потом вдруг все заметили, что Сильвия побледнела и задрожала. Она услышала, что кто-то пришел.
— Мой отец, — прошептала она. — То есть это мой отчим…
—
— Боюсь, он все же не уехал, — сказал Эндрю и бросился в прихожую, чтобы перехватить появившегося там Джонни.
Он захлопнул за собой дверь, но все слышали рассудительный, самоуверенный голос Джонни и нервный голос Эндрю:
— Нет, отец, нет, к нам нельзя, я объясню позднее.
Громкие голоса, потом тихие, и вот Эндрю вернулся, оставив дверь открытой, и опустился на стул рядом с Сильвией. Весь красный и сердитый, он схватился за вилку как за оружие.
— Почему же он не на Кубе? — спросил Колин с обидой в голосе, совсем по-детски.
Эндрю сказал:
— Отец еще не уехал, но, по-моему, собирается. — И добавил, все еще злясь: — Только не на Кубу, а в какой-нибудь Занзибар… или Кению. — Наступила пауза, во время которой братья общались глазами и гневными улыбками. — Он не один, с ним чернокожий… человек оттуда… африканский товарищ.
Эти поправки в духе времени были выслушаны всей компанией с величайшим вниманием. Африка жила в их сердцах и душах, прогрессивное обучение не пропало даром, и даже Роуз, из школы далеко не прогрессивной, выбирала свои слова тщательнее, чем обычно:
— Мы должны вести себя вежливо с темнокожими людьми, так я считаю.
Сильвия так и не оправилась. Ложка в ее тонкой руке повисла безжизненно.
И теперь Джеймс, который по понятным причинам оказался в растерянности, спросил:
— Почему он едет в Африку вместо Кубы?
Братья в ответ рассмеялись, но это был недобрый смех. Фрэнсис с трудом сдержалась, чтобы не присоединиться к сыновьям. Обычно она старалась не критиковать Джонни в присутствии других людей.
Колин произнес с ухмылкой:
— Пусть теряются в догадках.
Тут уж Фрэнсис не выдержала и тоже засмеялась. Она узнала цитату.
— Точно, — подхватил и Эндрю. — Пусть теряются в догадках.
— Над чем вы смеетесь? — спросила Сильвия. — Что тут смешного?
Эндрю тотчас прекратил насмешничать и взялся за ложку. Но поздно, их ужин, его и Сильвии, уже окончился.
— Джонни сейчас вернется, — сказал он ей. — Ему просто нужно было забрать что-то из машины. Если ты не хочешь с ним встречаться…
— Да-да, не хочу, пожалуйста, — заторопилась приемная дочь Джонни и встала из-за стола, поддерживаемая Эндрю.
Вдвоем они вышли. По крайней мере оба успели хоть что-то съесть.
Фрэнсис крикнула им вслед:
— Попросите Юлию не спускаться, а то они снова поссорятся.
Ужин продолжился, но уже без той веселости, что вначале.
Ученики школы Сент-Джозефа обсуждали книгу, которую Дэниел украл из букинистического магазина, «Бремя Ричарда Феверела». Дэниел прочитал ее, сказал, что роман классный и что отец-тиран вылитый его папаша. Он порекомендовал книгу Джеффри, и тот порадовал его восторженным отзывом, после чего роман перекочевал к Софи, которая заявила, что не читала ничего лучше. Она даже плакала, пока читала. Теперь книгу читал Колин.