Великие мечты
Шрифт:
Роуз спросила:
— А почему мне не дали? Это несправедливо.
— Это же не единственный экземпляр в мире, — заметил Колин.
— У меня есть, я дам тебе почитать, — пообещала Фрэнсис.
— О Фрэнсис, спасибо, вы так добры ко мне.
Это означало (и все понимали это): надеюсь, вы и дальше будете так же добры ко мне. Фрэнсис сказала:
— Схожу принесу, пока не забыла.
Ей нужен был предлог, чтобы выйти из комнаты, где всех вскоре закружит водоворот противоречивых настроений. А ведь все так славно начиналось… Она поднялась в комнату, расположенную
— Я шла на кухню, ко всем вам, — пояснила Юлия, — но услышала, что приехал Джонни.
— Не вижу, как я могу запретить ему приезжать сюда, — сказала Фрэнсис. Она прислушивалась к тому, что происходит внизу, в кухне: все ли там в порядке? Не ссорятся ли там? А наверху… как там Сильвия?
Юлия продолжала:
— У него есть дом. Складывается впечатление, что он нечасто туда заглядывает.
— Что ж, — заметила Фрэнсис, — памятуя о Филлиде, я могу его понять.
Она надеялась, что эта фраза вызовет улыбку у Юлии, однако та была серьезна:
— Я должна сказать…
И Фрэнсис ждала, что последует. Она не сомневалась, что это будет очередная порция неодобрения.
— Вы слишком мягки с Джонни. Он обращается с вами возмутительно.
Фрэнсис думала: «Тогда зачем давать ему ключи?» Хотя она, конечно же, понимала, что мать не может забрать у сына ключи от дома, который тот считает своим. И нужно же помнить о мальчиках. Она попыталась пошутить:
— Не поменять ли нам замки в доме?
Но Юлия восприняла это буквально:
— Я бы так и сделала, если бы не была уверена, что вы сразу же дадите ему новый ключ.
Она поднялась, и Фрэнсис, собиравшаяся сесть рядом, поняла, что потеряла еще одну возможность сблизиться с Юлией.
— Юлия, — проговорила Фрэнсис, — вы всегда критикуете меня, а поддержки от вас я не вижу. — Интересно, что она хотела этим сказать — кроме того, разумеется, что при свекрови она неизменно чувствовала себя провинившейся школьницей.
— Что это вы говорите? — сказала Юлия. — Я вас не понимаю. — Она была в ярости: слова невестки ее обидели.
— Я не хотела… вы всегда были так великодушны… так щедры к нам… Нет, я просто имела в виду…
— Я не думаю, что пренебрегаю своими обязанностями перед семьей, — произнесла Юлия, и изумленная Фрэнсис вдруг поняла, что старая женщина вот-вот расплачется.
Она обидела Юлию. Запинаясь от неловкости и желания как-то исправить ситуацию, она начала:
— Юлия… но, Юлия… вы ошибаетесь, я только хотела сказать… — А затем отбросила оправдания и сказала совсем другим тоном: — О Юлия!
Это заставило свекровь, которая уже была в дверях, остановиться и словно бы приготовиться к тому, чтобы к ней прикоснулись или даже чтобы протянуть руку самой.
Но тут внизу хлопнула дверь, и Фрэнсис в отчаянии воскликнула:
— Ох, это Джонни!
— Да,
Фрэнсис спустилась в кухню и застала там Джонни в его обычной позе — спиной к окну. С ним был симпатичный чернокожий мужчина в дорогой одежде. Он улыбнулся, когда Джонни представил его Фрэнсис:
— Это товарищ Mo из Восточной Африки.
Фрэнсис села, подтолкнув по столу томик Мередита в сторону Роуз, но та восхищенно воззрилась на товарища Mo и на Джонни, который продолжил свою лекцию об истории Восточной Африки и арабов, которой, очевидно, рассчитывал произвести впечатление на товарища Mo.
Перед Фрэнсис возникла дилемма. Она не хотела приглашать Джонни за стол. Она раньше уже просила его (хотя Юлия никогда бы этому не поверила) не приходить во время еды и заранее предупреждать о визите по телефону. Но с ним был незнакомец, гость, и она должна…
— Не хотите ли перекусить? — спросила Фрэнсис, и товарищ Mo потер руки и со смехом сказал, что он голоден как волк.
Он немедленно сел на стул рядом с ней. Джонни, получив приглашение садиться, сказал, что он только выпьет вина — он как раз захватил с собой бутылку. Там, где всего несколько минут назад сидели Эндрю и Сильвия, теперь сидели товарищи Mo и Джонни. Двое мужчин положили себе на тарелки все, что оставалось от запеканки и овощей.
Фрэнсис была раздражена до предела, и раздражение это перерастало в беспомощное отчаяние: какой смысл злиться на Джонни? Было очевидно, что он не ел уже неизвестно сколько, с такой жадностью уминал он куски хлеба, большими глотками пил вино, подливая себе и товарищу Mo, заглатывал вилками пюре и фарш. Даже «детвора» не обладала таким аппетитом.
— Я подам пудинг, — сказала Фрэнсис глухим от ярости голосом.
На столе появились тарелки с липкими сладостями из лавочек киприотов-эмигрантов — смесь из меда, орехов и слоеного теста, блюда с фруктами и ее шоколадный пудинг, приготовленный специально для «детворы».
Колин смотрел сначала на отца, а затем на мать: «Почему ты позволила ему сесть? Почему ты позволяешь ему?..» Теперь он встал, оттолкнув стул так, что тот отлетел к стене, и вышел.
— Я чувствую себя здесь как дома, — говорил товарищ Mo, поглощая шоколадный пудинг. — А вот это что-то знакомое, — сказал он про киприотские сладости. — Это ведь что-то из арабской кухни?
— Киприоты, — ответил Джонни, — почти наверняка испытали влияние Востока… — И завел новую лекцию о кухнях Средиземноморья.
Все зачарованно слушали: Джонни, когда не говорил о политике, мог быть бесконечно интересным рассказчиком. Однако долго говорить не о политике он не умел. Вскоре он отвлекся на убийство Кеннеди и начал разглагольствовать о возможном участии в нем ЦРУ и ФБР. Оттуда его красноречие направилось на планы Америки захватить Африку, в доказательство чего последовал рассказ о предложении финансовой помощи, которое получил товарищ Mo от ЦРУ. Показывая в улыбке не только зубы, но и десны, товарищ Mo подтвердил это с гордостью. В Найроби на него вышел агент ЦРУ с предложением финансировать его партию в обмен на информацию.