Великие романы

Бурда Борис

В чем же было дело? Почему государство натужилось и надорвалось? Очень просто. В чем сила государства? В его ресурсах. В деньгах, в тех самых трех тысячах двухстах кентинариях василевса Анастасия. Почему Юстиниан растратил их и не собрал новых? Как не собрал – собрал! В таком количестве, что масса крестьян бросили свои села и подались в разбойники и нищие. Так что преемникам Юстиниана собирать налоги просто не с кого было. Некоторые говорят, что если налоги больше определенного уровня, то их просто не собрать. Ну почему же? Можно собрать, но только один раз! Сбор налогов – дело хитрое: раньше золотые монеты были из настоящего золота, а как дело стало хуже, стали добавлять медь. Монета стала дешевле. Но государство платило всем плохими монетами в старом количестве, а подати ими получать не хотело: «Или давай старые монеты, или если даешь плохие новые, то доплачивай». А если кто-то сбежал и не платит налогов, то за него заплатят соседи! Откуда возьмут? Не налогового инспектора это дело… Ну что тут поделаешь: начиная с Юстиниана, византийские императоры и их логофеты не знали простой истины – как только налог становится больше определенного, нет смысла его платить, проще уплатить

часть налога лично сборщикам. Теперь-то мы умные и знаем, что нет смысла множить строгости, вводить чудовищные налоги эпибола и синона на компенсацию недоплат других налогоплательщиков, связывать податной люд круговой порукой, пытать и убивать за неуплату – они вымруг, они убегут за границу, и никаких застав не хватит прекратить это бегство, но платить не будут. Не хватит денег на наемное войско и чудесное оружие, о секрете которого до сих пор спорят, – греческий огонь, и каждый раз в битвах с воинами молодого и агрессивного ислама победа будет уже рядышком, но чуть-чуть не хватит, и побегут имперские стратиоты. Ни свирепость Василия Болгаробойцы, ни мудрость Константина Мономаха, ни благородство Романа Диогена, ни полководческий дар Иоанна Цимисхия не помогут – за четыре века Византия потеряет всю Африку и Азию. Из-за мелочи, пустяка – слишком высоких налогов, слишком усердно взимаемых с легкой руки Юстиниана и Феодоры.

Налоговому инспектору и войскам, которые заставляют его слушаться, надо платить – где взять? Из налогов, конечно!

А то, что от таких налогов крестьяне, составлявшие основу армии страны, разбегаются, чиновникам Юстиниана не страшно, им ясно, что делать – можно платить не своим, а иноплеменным наемникам. А что будет, если им не заплатить? Сами знаете – начнут грабить все вокруг и получат задержанную зарплату плюс большой штраф за просрочку уплаты… ой, чему это я учу, молчу-молчу, больше ни слова! Нет денег и на наемников и поэтому нет наемников? Прекрасно, можно отдать меньше – варварам, нападающим на страну, в качестве выкупа, чтобы они отстали и ушли обратно. Но ведь практически, если проиграть войну, получается то же самое, и даже нельзя наверняка сказать, что отдашь меньше денег! Ведь варвары, которые подошли к границе и получили деньги, чтобы «не шли дальше», обязательно придут за деньгами еще раз. Империя попала в воронку – чем сильнее барахтаешься, чем быстрее утонешь. Для этого достаточно один раз ошибиться в масштабе амбиций. Юстиниан заказал вес, который не мог взять, и, естественно, уронил штангу.

Но лично ему жилось неплохо. Верная и разумная жена всегда заботилась о нем, много спала, чтобы быть свежей и радостной, умащивалась благовониями и всегда шла навстречу всем его желаниям, не только интимным, но и государственным, что важнее… Император и блудница жили душа в душу, и, если касаться лишь этой стороны жизни, они только выиграли, чего не сказать о стране. Сам Юстиниан прожил счастливую жизнь, насладился супружеским счастьем и уверенностью, что все хорошо, но вот он умер – и все поползло по швам. Устроила бы его больше жизнь в несчастьях и трудах, но выводящая государство на правильный путь? Впрочем, почему его – а вас?

Так что не вертите носом, когда смотрите фильм «Красотка», – как это «не бывает!»? Бывает, да и еще с более значительными людьми, чем сыновья миллионеров. Любовь способна на все, но вот кому от этого будет хорошо, а кому плохо, становится ясным через много-много лет. История возвеличила Юстиниана и Фео-дору до предела, их мозаичные изображения в возведенном по их же повелению соборе Святой Софии (построенном на месте сгоревшего во время того самого восстания «Ника») до сих пор сияют всеми красками – мозаики не тускнеют. А вот то, что в соборе уже мечеть, они не планировали – но кто же мог знать? Если кто-то даже расскажет нам, что будет через сто лет, – мы не поверим. Как не поверила бы оборванная девчонка, дочка циркового служителя, если бы ей рассказали о жизненном пути. Может быть, это и к лучшему, и правильно поет замечательный бард Евгений Бачурин: «Что не положено, не надо знать заранее». И Стругацкие тоже были правы – «нет ничего невозможного, есть только маловероятное». Вот мы увидели, как любовь разрушает империи, как любовь их создает – а бывает ли, что любовь их воскрешает? Да, и это бывает тоже. Но об этом – следующий рассказ.

ГЕНРИХ ШЛИМАН И СОФЬЯ ЭНГАСТРОМЕНОС Гений и провинциалка

Все гениальные люди ненормальны – гениальность сама по себе есть сильнейшее отклонение от нормы. Но далеко не все ненормальные люди гениальны – иногда это просто психи, скупердяи, фантазеры, склочники и маньяки со сверхценными идеями. Так что же, если очевиден вышеописанный набор, можно с уверенностью считать, что это явно не гений? Ой, хорошо было бы, если бы действительно было так. Но, к сожалению, исключения не только возможны – они реально отмечены в истории, причем это феноменально яркие личности, без которых тоже было бы как-то скучновато… Всем от этой путаницы несладко, а уж кому хуже всех, так это девушкам. Эксцентричный человек всегда более заметен, но когда он попадет в поле зрения, как же девушке установить, кто он – ненормальный, от которого лучше держаться подальше, или гений, который возьмет ее за руку и введет в историю? Если он к тому же еще и очень богат, дело не упрощается, как подумают многие корыстные люди, а только запутывается. С одной стороны, если деньги и не такое уж безусловное благо, то их отсутствие все-таки несомненное зло. Но с другой стороны, кто расписывается на чеках, тот и рулит семейным экипажем – не придется ли всю жизнь играть заведомо подчиненную роль? В общем, рациональные соображения в таком сложном вопросе непременно заведут в тупик. А где не выручает разум, одна надежда на чувства. В том числе на самое прекрасное из чувств.

Эта история разворачивается во многих странах, но больше всего она касается Греции – древнего и прекрасного края, колыбели истории всей нашей цивилизации. Что я мог бы рассказать вам более великолепного, чем история Греции? Нет, этого мало, я расскажу вам то, что прекраснее истории Греции – историю любви. Ибо Греция – это одна страна, хоть и великая, а любовь – это весь мир, и все, что мы делаем по-настоящему замечательного, мы делаем во имя любви и ради любви, что бы мы, по нашему невежеству, иного ни думали. Любовь не только сама по себе прекрасная сказка, любовь делает сказку из нашей жизни. Я расскажу вам о любви маленькой греческой девочки Софьи с почти непроизносимой для нашего несовершенного речевого аппарата фамилией Энгастроменос. Кто знает, если бы не эта любовь, может, и не восстала бы из развалин священная Троя. Может быть, мы считали бы Гомера обычным сказочником, рассказывающим о том, чего никогда не было и не может быть, и человечеству не вернулся бы один из самых больших за всю историю кладов. И нельзя сказать, что без любви здесь так уж и обошлось. Поговорим о любви, все остальное второстепенно.

Итак, жила в маленькой, несчастной и отсталой стране с великим и гордым прошлым маленькая девочка Софья. Жила, скажем так, хуже некуда. Отец ее разорился, семья ее бедствовала, многочисленные братья и сестры особенными достоинствами не отличались, более того, когда вы узнаете, насколько не отличались, просто ахнете. Был, правда, у девочки Софьи богатый и значительный родственник, архиепископ Вимпос, но мало ли какие бедные родственники есть у богатых и влиятельных людей и часто ли эти богатые и влиятельные люди вообще обращают на них какое-то внимание? Светом в окошке для Софьи была прекрасная история ее древней родины, замечательной Греции. Она читала книжки, когда находила время, не занятое тяжелой домашней работой, учила древнегреческий язык, строгий и прекрасный, а окружающие только хихикали: кому это нужно? Она возомнила себя университетским профессором! Найдет ли себе эта полоумная, уткнувшая нос в пыльные древние книги, хоть какого-то мужа!

Впрочем, несчастных в мире много… За тридцать лет до ее рождения в холодной Германии в пасторской семье родился мальчик. Отец его был тот еще пастор – потерял должность за растрату, а говорят, был виновен в делах и пострашнее. Хочется этому верить: сына он просто вытолкал из дому, как только тот достиг совершеннолетия, – нечего, мол, проедать родительские деньги. Отдал в обучение хозяину бакалейной лавки, который не платил ему ни гроша, считая, что постижение его учеником великой премудрости торговли сахаром, кофе и прочими колониальными товарами – уже великая ценность. При этом он попутно разлучил маленького Генриха с его детской любовью – голубоглазой и пухленькой Минной Майнке, о которой он позже напишет в автобиографии, что она всегда его понимала и с энтузиазмом воспринимала его планы на будущее. А планы у мальчика были действительно масштабные, и рождению этих планов помог его отец – может быть, это было единственное доброе дело, которое он сделал для сына? Тем не менее факт, что он купил ему красивое издание гомеровской «Илиады» за целых сорок пять марок (крестьянской семье хватило бы этих денег на месяц скромной жизни), причем пышно иллюстрированное, – именно это оказалось необыкновенно важным. Увидев рисунок горящей Трои, он спросил у отца: «А где она?» Когда тот ответил: «Никто не знает – давно это было», Генрих искренне удивляется: «Но ведь у нее были такие толстые стены – они не могли пропасть без следа! Надо их найти, и сразу все станет ясно. Как это не нашли? Ну тогда я их найду!» Правда, никто ему не верил, кроме Минны. Чем не псих? Да еще и фантазер в придачу…

От участи бакалейщика его спас бочонок цикория – неудачно поднял его, надорвался и начал кашлять кровью. Кому нужен чахоточный – его с удовольствием отпускают на все четыре стороны. Он идет пешком в Гамбург, за несколько дней заканчивает бухгалтерские курсы, рассчитанные на год учебы, продает последнюю ценную вещь, оставшуюся у него – часы, – и покупает палубный билет на корабль, плывущий в Венесуэлу. Может, там нужны бухгалтера, окончившие курсы в самом Гамбурге? Но никуда он не доплыл: шторм разбил корабль у голландского берега, он, бедняга, чудом спасся в одном белье и оказался в чужой стране. Без гроша, без друзей, без поддержки, да еще и без знания нидерландского языка, конечно, похожего на немецкий, но значительно меньше, чем, скажем, украинский на русский. Завербоваться в колониальные войска ему не удалось – в легких хрипы, чахоточных не берут, а в то, что после холодного купания кровохарканье у него навсегда прошло, ему не поверили (кстати, зря!). Так что начинать свою карьеру в Голландии ему пришлось с протянутой рукой под церковью. К счастью, ненадолго.

Почти мгновенно он изучил нидерландский язык, чтоб найти хоть какую-то работенку, и не смог остановиться: с разгона он изучил английский, французский и, говорят, еще восемнадцать языков, а может, и двадцать пять – разные пишут разное. Он изобрел свой метод изучения языков, а может, и не метод, потому что никто его не мог повторить. Просто он был такой человек. Изучил он и русский, говорят, что по книге Баркова, и первые русские, с кем он заговорил, удивились ужасному мату из его уст. Не верьте – просто развелась куча бессовестных и некомпетентных журналистов, проверяйте все, что находите в прессе, гораздо строже, чем делали это раньше. Было еще хуже – он изучал русский по «Тилемахиде» Тредиаковского и говорил ужасно устаревшим языком, ведь шел уже девятнадцатый век, а над Тредиаковским за жуткие архаизмы Ломоносов смеялся уже в восемнадцатом! Но русские, с которыми его попросило изъясниться его начальство, приехавшие в Голландию купцы, его поняли. И вскоре он уже представлял свою фирму в России, потом завел самостоятельный бизнес и заработал неплохие деньги – он не первый иностранец, сделавший состояние в России, и далеко не последний. Разбогатев, он немедленно пишет на родину, к Минне – ура, я добился богатства и положения, теперь мы сможем пожениться, наша мечта осуществится, какое счастье! Ему отвечает отец Минны: о чем это вы, молодой человек, разве можно принимать всерьез детские сентиментальные бредни, Минна замужем за вполне состоятельным бауэром, хорошим прихожанином и достойным бюргером, извольте не беспокоить! Детские сказки кончились. «Илиада» тоже? Нет, конечно, – он ведь не верил, что это сказка. Что я говорил? Типичный маньяк со сверхценной идеей. Куда только медики смотрели?