Великие русские люди
Шрифт:
Зловещее немецкое знамя поднималось в тот год над Африкой и Океанией. Уже в апреле Бисмарк заявил о германском «протекторате» над бухтой Людерица в Юго-Западной Африке. Немецкие авантюристы свирепствовали в Восточной Африке. Гамбургские купцы торопили правительство с захватом Того и Камеруна и с нетерпением рассматривали карты Невольничьего берега — страны масличной пальмы и каучука. На острове Фиджи звучала немецкая речь: там были основаны прусские колонии. За один лишь 1884 год немцами были основаны фактории и плантации на островах Милан, Наморек, Мажюро, Архно, Эбон, Ликнэб. Сорок немецких кораблей побывало в Джалуите в течение этого года.
Маклай напряженно следил за событиями. Он еще верил в благородство сильных мира сего. Он писал князю Бисмарку о том, чтобы «вообще все
В одном из своих сочинений Финш сознался, что при захвате Новой Гвинеи он выдал себя за «брата Маклая». Недаром он так часто старался видеться с русским ученым. Ему был нужен «знак Маклая», чтобы с его помощью овладеть доверием папуасов. При всем своей величин Маклай часто был простодушен. Он никогда не лгал, ничего не скрывал, особенного когда дело касалось любимой науки. Мы не знаем в точности, что было «знаком Маклая» — примета, условный предмет или своеобразный пароль. Но «знак» существовал, и, руководствуясь им, папуасы легко могли отличить белых друзей от недругов.
Папуасы спрашивали «брата Маклая», когда «Тамо-рус» вернется. Они с гордостью показывали незваным гостям подарки Маклая, называя их по-русски: «топор Маклая», «нож Маклая». Они знали русские слова: «арбуз», «тыква», «хлеб»… Как, вероятно, хохотали над ними немецкие лейтенанты!..
Нет больше Берега Маклая! На немецких картах появляются новые названия: Земля императора Вильгельма, архипелаг Бисмарка, Новый Мекленбург, Новая Померания, Гавань Финша. Немецкий флаг повис над Соломоновыми островами и Маршальским архипелагом. Горели туземные деревни. В красном пламени и густом дыму витал немецкий черный орел с окровавленным клювом.
МЕЧТА О ЛАЗУРНОЙ СТРАНЕ
Снова Маклай ехал в холодный Петербург. Немецкие газеты следили за каждым его шагом. Ползли гнусные сплетни: Миклухо-Маклай нашел в Новой Гвинее золото, но скрыл это, чтобы завладеть им без лишних свидетелей; Миклухо-Маклай хочет объявить протекторат России над островами Тихого океана… Сплетню подхватили некоторые русские газеты. Реакционный орган «Новое время» открыл целую кампанию против ученого. Газетный писака с темным уголовным прошлым, прикрывшись псевдонимом Житель, обвинял Маклая в… измене России. Он писал, что «папуасский король» хочет учредить республику на островах Тихого океана. Его поддержал другой журналист, близкий к официальным кругам. Дело доходило до прямых доносов: писали, что Маклай по субботам принимает у себя, на Тележной, 18, неблагонадежных и подозрительных людей — своих будущих помощников и подданных…
…Он был измучен постоянной борьбой за кусок хлеба, за право на спокойный труд. Ему удалось вырвать свои коллекции из рук сингапурских и яванских банкиров. Но теперь его богатства были в руках начальника станции Николаевской дороги. Ирония судьбы… Ведь когда-то именно эту должность занимал отец Маклая, инженер-капитан Миклухо-Маклай.
«Что касается моих коллекций, то они продолжают мирно пребывать на товарной станции Николаевской железной дороги. Несмотря на мои хлопоты, Академия наук и на этот раз, вероятно, желает оправдать установившуюся за ней репутацию, что она существует только для немцев, и решительно отказала мне в каком-либо помещении для моих коллекций, которые я намеревался поднести ей в дар…»
Так писал в одну из петербургских газет в 1886 году уже седой и согбенный Маклай. Он знал, что кто-то в Академии наук уже начал переговоры с Отто Финшем относительно приобретения у него этнографических коллекций из Новой Гвинеи.
Наконец после долгих хлопот и мучений открылась выставка. Ее успех можно сравнить только с тем успехом, который ровно через год имела выставка великого открывателя Центральной Азии — Николая Михайловича Пржевальского. Маклай открыл для России лазурный мир Океании, показал родине жизнь далеких племен, их искусство, промыслы, обычаи. Он вплотную подошел к истокам происхождения человеческого рода.
Но Маклай
Маклай ездил в Москву. Там его разыскал в Лоскутной гостинице антрополог Анучин. Ученик Поля Брока был поражен видом героя Тихого океана. Маклай постарел, истаял, был похож на пламя гаснущей свечи. Он зябко поводил плечами, жаловался на давнюю свою невралгию. Географическое общество медлило с изданием его трудов; обещания царя издать книги Маклая за его, государев, счет остались на бумаге. Все идет прахом… Он не имеет возможности работать. Анучин стал выговаривать Маклаю: нельзя Николаю Николаевичу так разбрасываться. Конечно, он — талант, но таланту нельзя простить того, что он раскидывает всюду жемчужины своего дарования. Эта щедрость только вредит науке. Посудите сами — антропология, анатомия, этнография, филантропическая деятельность. Нельзя так увлекаться! Маклай машет тонкой рукой, когда знаменитый коллега покидает его комнату.
Некоторые ученые-педанты пожимают плечами, передают друг другу газетные сплетни, но никто не может отнять у Маклая его славы, трудной славы героя и подвижника. Его знает народ. Безвестный деревенский самородок Иван Киселев пишет «Тамо-русу» о желании сопутствовать ему в путешествии в Лазурную страну. Две тысячи русских людей — всех возрастов и разного общественного положения — выразили желание ехать с Маклаем на Тихий океан. Но мечта о Лазурной стране рассеялась как дым: все они не имели ни гроша за душой, а на жалкие добровольные средства надеяться было нельзя! В октябре 1886 года специальный «комитет», созданный по указке царя, отказал Маклаю во всякой поддержке. «Считать это дело окончательно конченным; Миклухо-Маклаю отказать», — начертал на докладе «комитета» Александр III.
«Тамо-рус» мужественно перенес и этот удар. Он знал, что лучшие люди мира и отчизны с ним. Всю свою жизнь он ощущал незримые нити, которые связывали его с Тургеневым, Мечниковым, Геккелем, Бэром, Реклю, Гекели, Полем Брока… Последняя золотая нить протянулась в Ясную Поляну. Вот драгоценное письмо с высокими буквами. Оно получено в октябре 1886 года. Что значит все «комитеты» по сравнению с этим простым и великим словом!
«…Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой вы служите, составят ваши коллекции, но наш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу, — в науке о том, как жить людям друг с другом. Напишите эту историю, и вы сослужите большую и хорошую службу человечеству. На вашем месте я бы описал подробно все свои похождения, отстранив все, кроме отношений с людьми… Пишите мне и не возражайте на мои нападки на научные наблюдения, — я беру эти слова назад, — а отвечайте на существенное…» — так обращался яснополянский отшельник к «лунному человеку». Лев Толстой писал эти строки больным, когда он не вставал с постели. Но он не мог не написать их. И Маклай решил принять совет Толстого и рассказать миру о своем опыте общения с первобытным человеком.
А что делалось в том, другом, страшном мире? Немецкий разбой поверг в пламя Камерун, страну Того, Занзибар. Имперский консул на островах Самоа устраивал заговоры и перевороты, сажал на престол самозваных туземных «королей». Некий доктор Аркинг печатно объявил, что его опыт прививки проказы цветному человеку вполне удался. В кайзеровской Германии взошли новые ростки науки ненависти к человеку. Появились новые творцы оскорбительных для человечества «теорий», оправдывающих захваты, колониальные войны ссылками на неравенство народов и племен. «Если со всей европейской изнеженностью будешь поставлен в необходимость подчинить себе варваров в каком-нибудь Конго или еще где-либо, тогда на практике, своими руками, поймешь, как нужно обращаться с грубыми народами, тогда поймешь, что «варварство» средств не является чем-то произвольным…» — так рассуждал в то время модный немецкий философ Фридрих Ницше.