Великие русские люди
Шрифт:
Три года скитался Финш по Океании. Он был на палубе военного корабля «Ариадна», когда немцы захватывали острова Самоа. Он был всюду, где в будущем кайзеровская Германия раскинет свои плантация, возведет поселения, выстроит тюрьмы. У него прекрасные средства для научных работ. «Германской ассоциации торговли и плантаций Южных морей» уже обещана субсидия в десять миллионов марок…
А в это время Маклай мечется по комнатам своего нового коттеджа. Он узнал, что в Сиднее среди бела дня замышлено истребление двух тысяч человек. Коммодор [26] Вильсон готовится к походу на Южный берег Новой Гвинеи. Там произошло убийство белых людей и туземных миссионеров, и
26
В английском и некоторых других флотах чин, промежуточный между контр-адмиралом и капитаном 1-го ранга.
Маклай знал мирных поселян деревни Кало. Их теперь убьют, всех без разбора. Он идет, почти бежит по темным улицам и просит доложить о себе коммодору Вильсону. И коммодор дал слово солдата постараться быть справедливым. Маклай сам отправился на военном корабле к месту происшествия. Он был прав. Жители всей деревни не могли отвечать за убийство, совершенное одним человеком. Вильсон сдержал слово, и при высадке десанта в Кало был наказан только один убийца — некий Квайпо. Он был застрелен, а хижина его сожжена. Так Маклай спас жизнь двух тысяч людей.
СЫН ОТЕЧЕСТВА
Наступал 1882 год.
Маклай рвался на родину. Он знал, что есть такая болезнь — ностальгия, когда люди умирают в тоске по отчизне. Он всегда подчеркивал свою роль служителя русской науки, мечтал об издании книг о своих путешествиях — в первую очередь на родном языке. Он отказался от лестного предложения одного европейского научного общества, которое было готово купить все его сочинения. Маклай считал своим долгом сообщать прежде всего русским ученым о том, как он живет и работает в океанских странах. Все свои записки, коллекции и даже собственный череп — вместилище ясной и строгой мысли — он завещал родной стране.
Долгое время он только мечтал о поездке на родину. Он не мог ехать из Сиднея в Петербург без гроша в кармане. Но мечта Маклая сбылась, когда в Мельбурн пришла эскадра старого севастопольца, контр-адмирала Асланбегова, завершавшая двухлетний поход в океанах. С замирающим сердцем поднялся он по трапу клипера «Вестник», где его приняли как родного. На «Вестнике» он прибыл в Сингапур, а оттуда, пересаживаясь с одного корабля на другой, отправился в дальнейший путь. Ему надолго пришлось задержаться в Александрии, потому что в это время в Египте кипела война. В самом городе происходили кровавые события. Но и они не помешали Маклаю заниматься наукой. Он виделся с исследователем Африки, директором музея в Каире Георгом Швейнфуртом. Швейнфурт изучал карликовые племена Африки. Два ученых обсуждали проблемы родства негров с папуасами под грохот пушек, когда ядра разрывались на глиняных улицах древней Александрии. И снова один из вездесущих русских корреспондентов разыскал здесь Маклая, чтобы известить родину о скором его приезде. Отечество встречало своего прославленного сына…
1 октября 1882 года всемирно известный ученый Миклухо-Маклай выступил на собрании Русского географического общества. Тихим голосом, просто и без всякой рисовки Маклай сообщил об итогах своих работ за эти годы. Ему не удалось обобщить свои труды в толстых книгах. Но мог ли он писать их? На Малакке он прошел пешком всю страну и сто семьдесят шесть дней находился на ногах. Во время похода по Меланезии он сто шестьдесят дней пробыл в море, а двести тридцать семь суток — среди людоедов. Отдыхать пришлось лишь двенадцать дней. Потом госпиталь в Амбоние, больница в Сингапуре, где он пролежал семь месяцев, новогвинейские лихорадки, ностальгия, рожа, борьба со смертью на острове Четверга… Болезни так вымотали его, что в 1878 году он весил всего девяносто три фунта. Он рассказывал о днях, проведенных в хижине на Берегу Маклая, о скитаниях
Все собрание затаив дыхание слушало Маклая. Секретарь Географического общества Семенов-Тян-Шанский тут же заявил, что он будет добиваться издания маклаевских трудов. На большее общество не имеет средств. Но ведь еще не все коллекции выкуплены у банкиров. Нужны деньги для продолжения начатых работ, на жизнь и, наконец, на лечение… А на очереди большое путешествие в Африку, где Маклай надеялся окончательно разрешить загадку происхождения черных племен Океании и Малакки путем сравнения их с племенами Африки.
…Несколько раз Маклай перечитывал бумагу Русского географического общества. Горькая обида сжимала его сердце. Географическое общество готово было поддержать его, но оно само не имело ни средств, ни возможностей для этого: «К сожалению, Общество поставлено в полную невозможность оказать ему необходимую помощь как по недостатку собственных средств, так и потому, что предметы исследований М.-Маклая не входят непосредственно в круг деятельности Географического общества, точно определенный его уставом и ограниченный лишь изучением отечества и стран сопредельных…»
А по блестящим паркетам ученых зал уже ползла, как змея, сплетня, раздавались подлые смешки. Завистники и глупцы нашлись и там. «Помилуйте, — говорили они, — Маклай не сказал нам ничего нового. Он ничего не написал о Новой Гвинее, уж лучше прочесть обстоятельные компиляции Отто Финша или раскрыть Дюмон-Дюрвиля». Кто-то пустил глупую басню о том, что Маклай и не жил среди папуасов, а больше отсиживался в Калькутте. Почему именно в Калькутте — этого не знали и сами клеветники. Находились и такие, которые подавали Маклаю записки во время его докладов, спрашивали, каково на вкус человеческое мясо. Какая-то любознательная дама приставала к Маклаю с расспросами, умеют ли дикари плакать. Он спокойно ответил: «Умеют, — и с горечью прибавил: — Зато черные люди редко смеются…»
Но Маклай знал, что у него есть и друзья. Неизменный его доброжелатель «Голос» поместил теплое обращение к путешественнику, подписанное петербургскими студентами. Студенты Харьковского университета прислали ему телеграмму. П. Н. Полевой, внук одного из русских тихоокеанских пионеров, напечатал о Маклае большую журнальную статью. Полевой писал: «Рано или поздно этот подвиг должен быть оценен по заслугам и достоинству». Суровый сибиряк Н. М. Ядринцев, ученый этнограф и публицист, порадовал Маклая большой статьей в своем «Восточном обозрении». «Дикарь перед судом науки и цивилизации» — так называлась эта статья. Ее содержание во многом совпадало со взглядами Маклая. Для настоящей науки нет слова «дикарь», а есть человек, находящийся еще в первобытном состоянии. Он полноправный член великой семьи человечества. Никаких низших рас не существует в природе. Их «вымирание» от причин, якобы предопределенных свыше, выдумано хозяевами плантаций, где черные рабы действительно вымирают от голодовок и непосильной работы.
Ядринцевская статья была смелым призывом к защите черных пасынков человеческой семьи. Ядринцев в ту пору был в Петербурге, слышал доклады Маклая, где тот подробно касался похищения людей в рабство разными средствами, на которое он насмотрелся всюду — от Новой Гвинеи до Малакки.
Славу Маклая не могли омрачить ни злобные выдумки реакционеров и завистников, ни деланное равнодушие к великим успехам русского ученого. О его труде и упорстве писали журналы и газеты всего мира — от Петербурга до Брисбэйна, от Саратова до Парижа. Известный художник Константин Маковский написал прекрасный портрет «Тамо-руса». Московское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии присудило Маклаю золотую медаль.