Великие женщины Древней Руси

Кайдаш-Лакшина Светлана Николаевна

Возможно, что предметом разногласий могло быть желание некоторых отступиться от своего князя. Хан Тохтамыш требовал в любом случае выдать ему Дмитрия Донского. Дмитрий Иванович выехал из Москвы, чтобы собирать войско в Переяславле, а потом в Костроме.

Великая княгиня Евдокия с детьми отправилась за ним следом, уже едва выбравшись из города.

В Москве было замешательство и сильное волнение. Созвали вече — важная подробность государственного устройства тех лет. «И решил вечем народ мятежный» — никого из города не выпускать. Москвичи были уверены в совершенной безопасности, так как город был замечательно укреплен.

Тем временем войско Тохтамыша подошло к московским стенам.

Горожане пускали в них

стрелы, лили на нападавших кипяток, метали камнями, стреляли из самострелов, били из пороков и «из самих пушек стреляли», как говорится в летописи. Тохтамыш осаждал Москву три дня и понял, что города ему не взять. И вот тогда появились с «ордынскими вельможами» суздальские князья. Они приблизились с осторожностью к городским стенам и обратились к народу: «Царь вам, своим людям, хочет оказать милость, потому что неповинны вы и не заслуживаете смерти, ибо не на вас он войной пришел, но на Дмитрия, враждуя, ополчился. Вы же достойны помилования. Ничего иного от вас царь не требует, только выйдите ему навстречу с почестями и дарами… так как хочет он увидеть город этот, и в него войти, и в нем побывать, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите». К уговорам князей суздальских добавили свои и князья Нижнего Новгорода: «Верьте нам, ваши князья христианские вам в том клянемся». Доверчивые москвичи рассудили, что князя Дмитрия Ивановича в городе нет, поэтому ханское войско зла им не сделает. О, эта доверчивость к врагу! Будто забыли, что всего два года назад сражались с отрядами Мамая на Куликовом поле, что стояли насмерть, что текла кровь ручьями, а погибших было без счета. Забыли и о коварстве врага, и о его способности лгать как придется — лишь бы победить.

26 августа глупые москвичи, позабыв, как пишет автор повести, завет «не всякому духу веруйте», отворили городские ворота и вышли с дарами к хану Тохтамышу — вместе с духовенством, боярами и «лучшими людьми». И тотчас татаро-монголы начали «сечь их всех подряд… Потом татары, продолжая сечь людей, вступили в город… И была внутри города сеча великая и вне его также. И до тех пор секли, пока руки и плечи их не ослабли и не обессилели они, сабли их уже не рубили — лезвия их притупились». Нигде не было спасения и «негде было от смерти избавиться». Церкви грабили, иконы топтали, сорвав с них драгоценные оклады. «Книги же, в бесчисленном множестве снесенные со всего города и из сел и в соборных церквах до самых стропил наложенные, отправленные сюда сохранения ради, — те все до единой погубили», — пишет автор повести.

Монастыри и церкви многие были разрушены, «окрест Москвы не было кому погребать… Бесчисленное множество тут пало трупов русских, татарами избиенных… Все те посечены были, а другие в огне сгорели, а иные в воде потонули, множество же других в полон поведено было».

Страшным было возвращение великого князя Дмитрия Ивановича и великой княгини Евдокии в сожженный и разграбленный город. Князь дал деньги, чтобы хоронить мертвых: за восемьдесят по рублю, а всего на погребение было дано им триста рублей. Великий князь горько плакал и велел ставить дворы и отстраивать Москву. Злоба хана Тохтамыша на не пойманного им Дмитрия Донского была столь велика, что в Орду вместо отца пришлось послать старшего сына — 13-летнего Василия, и тот прожил в плену два года.

19 мая 1389 года на сороковом году жизни неожиданно для всех великий князь Дмитрий Иванович скончался. В последние его дни великая княгиня Евдокия поневоле была разлучена с мужем, так как рожала своего последнего сына. Когда же она вошла к супругу, то увидела его умирающим. «И стоны вошли в сердце его, так что разрывалось нутро его, и уже приблизилась к смерти душа его» [48] , — пишет автор «Слова о житии великого князя Дмитрия Ивановича». Был ли Дмитрий Донской отравлен, как Александр Невский? Этого мы, наверное, не узнаем никогда. Во всяком случае, тайна его смерти остается загадкой.

48

Там же. С. 217.

Великий князь понимал, что он умирает, поэтому призвал своих бояр, князей, свою Авдотью, сыновей и сказал им: «Вот и отхожу я к Господу моему. Ты же, дорогая моя княгиня, будь детям своим за отца и мать, укрепляя дух их и наставляя все делать по заповедям Господним». А сыновьям сказал: «Я же вручаю вас Богу и матери вашей, и под страхом ее будьте всегда». Обратился умирающий и к своим боярам: «Послужите княгине моей и детям моим от всего сердца своего, в часы радости повеселитесь с ними и во время скорби не оставьте рос».

Автор повести передал нам не только предсмертные речи Дмитрия Донского, но и плач над ним великой княгини Евдокии, его возлюбленной Авдотьи. Перед нами истинно поэтическое произведение древнерусской поэтессы, так что в рассуждении, кому отдать право называться на Руси первой поэтессой, мы не должны забывать великую княгиню Евдокию. Вот этот текст (перевод с древнерусского выполнен автором):

Как же ты умер, жизнь моя дорогая, меня одинокой вдовой оставил! Почему я прежде того не умерла? Будто померк свет в очах моих! Куда ушел ты, сокровище жизни моей? Почему не проглаголеши ко мне, утроба моя, к жене своей? Цвет прекрасный, что рано увядаешь? Виноград многоплодный, уже не подашь плода сердцу моему и сладости души моей! Почему,

господин мой милый, не взглянешь на меня, Почему ничего не промолвишь мне, Почему не обратишься ко мне на одре своем? Ужели меня забыл? Почему не посмотришь на меня и на детей своих, почему им не ответишь? Кому меня приказываешь? Солнце мое, рано заходишь, месяц мой светлый, скоро погибаешь, Звезда восточная, почто к западу грядеши? Царь мой милый, как встречу тебя и как обниму тебя Или как послужу тебе? Где, господин мой, честь и слава твоя, Где господство твое? Господином всей земли Русской был — Ныне же мертв лежишь, никем не владеешь! Многие страны примирил и многие победы показал, Ныне же смертью побежден. И изменилась слава твоя, и лицо твое превращается в нетление. Жизнь моя, как намилуюсь с тобой, Как повеселюсь с тобой! За бесценные багряницы худые и бедные ризы приемлешь, Не моего наряда одеяние на себя воздеваешь, И за царский венец худым сим платом главу покрываешь. За палату красную гроб себе приемлеши. Свет мой светлый, почему помрачился? Гора великая, как погибаешь! Если Бог услышит молитву твою, помолися обо мне, о своей княгине: Вместе с тобою жила; вместе ныне и умру с тобою, Юность не уйдет от нас, а старость не постигнет нас. Кому приказывавши меня и детей своих? Немного, господин, нарадовалась я с тобою: За радостью и веселием печаль и слезы пришли ко мне, За утехой — сетование и скорбь мне явились. Зачем родилась и, родившись, прежде тебя зачем не умерла? Дабы не видела смерти твоей, а своей погибели! Не слышишь ли, князь, бедных моих слов, Не трогают ли тебя мои горькие слезы? Крепко, господин мой дорогой, уснул, не могу разбудить тебя. С какой войны пришел, истомился вельми? Звери земные на ложе свое идут, а птицы небесные к гнездам своим летят, Ты же, господин, от своего дома не красно отходишь! Кому уподоблюсь и как себя нареку? Вдовой ли себя нареку? Не знаю я сего. Женой ли себя нареку? Лишилась я царя. Старые вдовы, утешьте меня, а молодые вдовы, со мною поплачьте. Вдовья беда горчее всех у людей. Как восплачу или как возглаголю: «Великий мой Боже! Царь царей, будь мне заступником! Пречистая Госпожа Богородица! Не оставь меня, Во время печали моей не забудь меня!»

Великого князя Дмитрия Ивановича погребли в Архангельском соборе, где уже лежали и отец его, и дед. На московский престол вступил Василий Дмитриевич, а главной советчицей его была мать — великая княгиня Евдокия. Именно она внушила сыну, когда в августе 1395 года войска грозного хана Тамерлана подошли к границам Московского княжества, перенести из города Владимира в Москву чудотворную икону Божией Матери — Владимирскую. По мистической значимости чисел в день падения Москвы при нашествии хана Тохтамыша, также 26 августа, великая княгиня Евдокия с сыновьями, боярами, воеводами, духовенством, князьями, народом встречала икону Богоматери Владимирской на Кучковом поле, где потом поставили в честь этого события Сретенский (сретенье — встреча) монастырь.

По преданию, в этот самый час хан Тамерлан увидел во сне видение «Светозарной Жены», окруженной огромным воинством, и повернул свои войска прочь.

Великая княгиня Евдокия была неустанной строительницей храмов и монастырей, но в 1407 году ей явился архангел Михаил, известивший о ее близкой кончине. Великая княгиня Евдокия заказала икону с его изображением, которая впоследствии стала храмовой иконой Архангельского собора Кремля. Она приняла монашеский постриг 17 мая 1407 года, а 7 июля скончалась и была погребена в основанном ею Вознесенском монастыре в Кремле. После ее кончины у гроба совершались чудеса, происходили исцеления, сами собой зажигались свечи. Великая княгиня Евдокия, в иночестве Евфросиния, была причислена православной церковью к лику святых.

7 июля 1907 года в Москве были большие торжества: отмечали 500 лет со дня кончины благоверной княгини и монахини. Торжественная процессия крестного хода направилась из Вознесенского монастыря в Архангельский собор, к гробу Дмитрия Донского. В честь этого события была выпущена медаль.

Но в 1929 году началось уничтожение Вознесенского монастыря. Сталин не мог потерпеть, чтобы на территории Кремля стояли постройки монастыря, да еще женского. Некрополь был уничтожен, и останки все свезли в подвал Судной палаты под Архангельским собором, где они пребывают до сих пор. Обломки гробницы преподобной Евфросинии находятся в том же подвале, а часть ее кожаного пояса — в музеях Кремля.