Великий диктатор
Шрифт:
Билет в первый класс стоил двадцать пять марок на человека, за исключением меня. Мне билет обошёлся всего в четверть от полной стоимости в силу моего малолетнего возраста.
– А его, что? Уже подали?
– спросил у Кауко Ахти.
– Да. Только не объявляли посадку. Пойдёмте, я вас с паровозной бригадой познакомлю. Отличные парни!
– и поволок меня на улицу, опять на холод.
Кстати, мне в поездку бабушка Тейя нашла вязаную лапландскую шапку с ушами и узором с красивыми красными оленями. Почти такую, какую я видел на многих финнах моего времени. Всё! Сбылась
Паровоз оказался каким-то игрушечным. Я-то помнил советские паровозы, огромные и мощные машины. А тут, как на среднем американском западе. Низенькое нечто, с огромной трубой и тендером забитым дровами.
Зато при виде паровоза я вспомнил, что у нас в городе, перед вокзалом, тоже стоял на постаменте паровоз. Осталось только перебрать в уме все города с паровозами на юге России, чтобы вспомнить откуда я.
– Здарово, Кауко, - окликнул брата то ли машинист, то ли кочегар паровоза.
– И тебе не хворать, Мауно. Вот, братьев привел посмотреть на паровоз, который их сейчас повезёт.
– Всего лишь до Тампере. Там нас угольщик сменит. А этот мальчуган у тебя на руках, неужто сам Матти Хухта? Наш великий поэт?
– и не дав Кауко ответить, обратился ко мне.
– Хочешь в кабину? Посмотришь тут всё?
– Нет. Не хочу.
– Почему?
– удивился парень, а братья тоже посмотрели на меня удивленно.
– У вас там грязно, я выпачкаюсь и получу от родителей, что испортит мне настроение от первой поездки по железной дороге.
– Ха-ха-ха!
– заливисто расхохотался водитель паровоза так, что даже перекрыл своим ржанием бульканье воды в котле и шипение пара.
– Вот теперь верю, что он гений, как ты про него рассказывал, Кауко.
– сказал он моему братцу, отсмеявшись.
– Мауно! Митя виттуо? Почему ты манометры не протёр?!
– послышался мужской рёв из кабины паровоза, и лохматая голова Мауно мгновенно пропала из бокового окна.
– Пойдёмте, вагоны посмотрим, - тут же сориентировался брат.
– Это Карл орал на Мау, старший машинист, - счёл он нужным пояснить, скорее Ахти, чем мне.
Первым вагоном за паровозным тендером оказался зелёный двухосный почтово-багажный вагон. Потом, единственный в составе четырёхосный синий вагон первого класса. Наш вагон. И уже за ним, четыре трехосных вагона странной двухцветной расцветки. Одна половина — светло-коричневая, а вторая — зеленная.
– Кауко, а чего они такие разноцветные, - спросил я у нашего главного специалиста путей сообщения.
– Это вагоны-микст. В них объединены второй и третий класс.
– Зачем?
– мне было и правда интересно, зачем делать такое и почему нельзя было пустить вагоны разного класса.
– В этом составе все вагоны с водяным отоплением. Недавно сгорел поезд, где печи просто стояли посреди вагонов. Много людей погибло. Вот в Сенате и решили на наши северные маршруты пускать только новые вагоны с безопасным отоплением и освещением.
– А какое здесь освещение, неужели электрическое?
– влез со своим вопросом
– Нет. Электрическое, говорят, только в поезде русского царя есть. А здесь газовое.
«Час от часу не легче» — подумалось мне. Интересно, где этот газ хранится и не взлетим ли мы на воздух? Но задать уточняющие вопросы я уже не успел, объявили посадку и народ валом повалил из вокзала на платформу. Братья тоже заторопились к вагону первого класса. Кауко, дотащив меня до вагона, сгрузил мою тушку прямо в проём входного тамбура, а сам кинулся помогать подниматься по высоким ступеням маме.
Вагон внутри оказался очень странным. Он был разделён на две части. В первой, стояли мягкие кресла и пара диванчиков. Во второй, отделенной от общего мягкого салона стеной и дверью, располагались четыре купе. Одно, проводников, парочка двухместных и одно-единственное четырёхместное, которое и заняла наша семья.
Сразу после отправления отец с братом залезли на верхние полки и захрапели. Матушка тоже прикорнула на своём нижнем диванчике. Ведь все встали рано, чуть ли не ночью. Подняли и меня, накормили завтраком, одели, и я вновь заснул пока ждал, когда родственники и провожатые соберутся. Проснулся я от холода, когда наши сани подъезжали уже к Улеаборгу.
Так как спать не хотелось, а отвечать на мои вопросы, что это там за окнами, было некому, то я достал из маминого ридикюля томик «Исторiя одного города» Салтыкова и, завалившись на свой диванчик, принялся заново познавать для себя хроники города Глупова.
Через четыре часа поездки мы добрались до городка Кока-кола, как я для себя окрестил Кокколу или Карлебу, если на шведском. Вообще с названиями населённых пунктов творился форменный бардак. Для нас наша губернская столица была и оставалась Улеаборгом, а для южных финнов это был Оулу. Вроде бы красиво, мягко и коротко, но Оулу у нас, это река, а не город. В то же самое время все у нас называли Таммерфорс просто Тампере. Зато столица княжества была именно Гельсингфорсом, а не Хельсинки. В общем, кто как привык, так населенные пункты и обзывал видимо.
На столичный вокзал поезд пришел почти в полночь. Хорошо, что нас встречали. В Гельсингфорсе жила родная сестра мамы, тётя Хелен, которой и была отправлена телеграмма с датой нашего прибытия. Так что нас ждали сани, и нам не пришлось продираться сквозь дикую ночную метель, которая накрыла город. Мне даже вспомнился текст песни Сергея Кузнецова про метель.
В зимнем городе незнакомом,
Власть взяла в свои руки вьюга,
Стал хозяином снег.
Вьюга бродит от дома к дому,
Отделяя их друг от друга.
Нет, дороги к ним, нет.
И первым делом, добравшись до маленького, но уютного двухэтажного домика родственников, я вытащил блокнот и карандаш, и принялся записывать текст песни.
Заселили меня в комнату к моему пятнадцатилетнему кузену Томми. У него, кроме кровати, в комнате был маленький диванчик, что-то типа нашей «оттоманки». Но я со своим ростом идеально помещался на ней.
– Понаехали, - зло пробурчал двоюродный брат, когда меня оставили наедине с ним и застеленным диванчиком.