Великий диктатор
Шрифт:
В ответ этот совладелец Нокии просто покачал головой под насмешливым взглядом своего товарища.
– А как сейчас производят этот многослойный картон?
Спрашивал я специально. Потому что при виде образца у меня сразу всплыли в голове кадры из просмотренного с детьми ролика на ютубе. Когда дети подрастают, они начинают задавать слишком много вопросов. И если на простые — «зачем и почему», я ещё мог дать ответ, то на сложные — «а как это сделано» или «как это работает», моих знаний уже могло и не хватить.
И я нашёл очень интересную подборку
– Первый лист ровный, на него кладут рейки, между ними промазывается клей. Сверху, еще один лист бумаги, его тоже прокладывают рейками, которые продавливают бумагу до клея на нижнем уровне. Вот так и образуются волны (wavy) рифления (grooved), - перешел он на английские термины. Слава Богу, что на таком уровне я английский знал.
– Затем, опять клей и еще один слой картона. И всё это сдавливается прессом.
Его объяснения вышли чересчур эмоциональными, он размахивал руками, показывая, что и как делается. Мда, про такой способ изготовления гофрокартона я никогда и не слышал. Прям, каменный век какой-то. Ну, тогда точно мой способ должен им подойти.
– Надо ускорить производство, но сохранить эту волнообразную начинку между картонками?
– спросил я для вида и для него же, запустил свою пятерню в волосы на затылке.
Мужик обреченно кивнул, видимо ни на что не надеясь. Леопольд Мехелин молча достал портсигар и закурил папиросу. Я же, стал нарезать круги на метровом пятачке, чесать затылок и бормотать:
– Волны, волны. Если их свернуть, то звезда. Точно! Звезда! Мне нужна бумага и карандаш, - обратился я к мужчинам.
– Деда! Найди мне два-три круглых поленца без коры, - скомандовал я родственнику.
– Для примера!
Дед аж крякнул от возмущения, но пошёл искать потребное мне, что-то бурча себе под нос. Фредрик Идестам достал из своего саквояжа пачку бумаги и несколько карандашей и разложил это всё по столу. Или он Кнут? Вроде так его представлял Мехелин, но потом, называл его Фредриком. Непонятно.
Я, прекратив нарезать круги, стянул с себя шубейку, кинув её на дедов стул и самовольно, без разрешения взрослых уселся к ним за стол. Притянул бумагу, карандаши и, выбрав самый мягкий, принялся рисовать.
Идестам, не дожидаясь результатов моих художеств, переместился на стуле ко мне поближе и потребовал:
– Объясняй, малыш.
– Большие длинные валы, вырезанные или отлитые как звёзды. Между ними проходит бумага, которая попадая между выступом и выемкой валов, превращается в волнистую. Снизу еще один вал. Полностью круглый, он наносит клей на верхушки волны. Затем, вот этот вал приклеивает эти рифления к простому картону, который протягивает следующий вал. А вот здесь клей наносится сверху, и
– Я ничего не нашел подходящего, - дед вернулся злым и недовольным.
– Ничего не надо, херра Хухта. Я и так понял, без примера. Это же гениально! Я же сотни раз смотрел на все механизмы и не смог представить вот этого! Господин Хухта! Ваш внук — гений!
– И он кинулся обнимать деда. Хорошо хоть не меня, как прошлым летом Мехелин.
– Гений, - полузадушенно просипел дед, пытаясь выбраться из объятий Идестама.
– Но, что насчет процента? Вы же патентовать это будете?
– не упустил своего дед.
– Это обговаривать надо, - сразу выпустил его из объятий радостный промышленник.
– Нам надо срочно в Таммерфорс! Когда ближайший поезд, херра Хухта?
– А может, задержимся? Порыбачим?
– подал голос Леопольд Мехелин.
– Нет, Лео! Я не выдержу! Этот метод нужно срочно обсудить с инженерами! Как? Как нам попасть в Улеаборг? Вы отвезёте нас, херра Хухта?
– Отвезу, конечно! Если через полчаса выедем, то как раз на вечерний «Шведский экспресс» из Торнио успеем. Сейчас Матти пошлю на телеграф, он отправит телеграмму на вокзал, чтобы вам купе забронировали.
Вот вам и благодарность за новую технологию, думал я, пока бежал на лыжах в село. Надеюсь, что хоть дед с них что-то вытрусит, да и они не забудут про больницу.
– Здрасти, дядя Обрам, - поприветствовал нашего телеграфиста.
– Не знаете, наш Кауко на ключе? А то у меня к нему телеграмма.
– Привет, Матти. Да, твой брат час назад на смену заступил. Мы уже перекинулись парой телеграмм. Что у тебя там? Давай!
– я протянул ему листок с текстом и купюру в десять марок, которую мне дал Мехелин.
Через десять минут, я получил распечатанный текст ответа и на сдачу девять марок и десять пенни в мою копилку. И рванул на тракт, чтобы успеть отдать ответ деду, который повезёт гостей в город, а по пути, надо думать, поторгуется с ними.
Успел, и даже половину дороги до дома прошёл до того как появились наши сани. Пока шёл, поедом себя ел за подсказку Леопольду Мехелину о торфе. Названная им фамилия инженера — Классон, была мне знакома. Знал я о нём. Вот ведь, собирался своей стране не навредить. А если этот Классон не вернётся в Россию, то не построит тепловую станцию на торфе и рабочий посёлок с названием Электропередача, который потом превратится в подмосковный город Электрогорск.
Результаты переговоров деда с промышленниками я узнал только на следующий день, когда дед стал выяснять у меня зачем мне понадобилась больница.
– Так я, вон, в два годика голову пробил. Ты сам говорил, что еле довезли. А если ещё кто пострадает? А тут рядом будет. Да и для отца полезно будет.
– Для отца? Для Матти? Что ты несёшь, мелочь беспузая? Или он болен?
– А ты не знал? Он тебе не говорил? Он же собирается участвовать в выборах Орднинга (староста), в этом июне. Вот и будет ему предвыборная помощь.