Великий Дракон Т-34
Шрифт:
Синий рыцарь тронул поводья, и послушный конь плавно понес его вдоль живой ленты отряда. Поравнявшись с Легроном, Алистар сказал ему несколько слов, и юный оруженосец, смутившись, немедленно поправил перевязь меча. Затем граф направил коня назад, к обозу, и переговорил с Харатом, отвечавшим за снабжение Синего отряда. Харату понадобилось только два жеста и пара слов. Ловкий, как обезьяна, маленький сухощавый Акил, конюх графских конюшен, моментально оседлал могучего жеребца, одного из пятнадцати шедших в поводу запасных, затем выхватил из повозки с запасом оружия самое большое копье с плоским широким острием и поскакал вперед, в авангард Синего отряда. Учтиво поклонившись, он вручил гиганту Фаграму новое копье, приняв старое взамен. После Акил пришпорил жеребца, разогнался и метнул старое копье в придорожный валун. Копье, едва коснувшись камня, расщепилось вдоль замеченного Алистаром изъяна. Синий отряд взревел, славя зоркую заботу своего вождя. Конюх тем временем направил приплясывающего жеребца к рыцарю Крезу. Крез моментально пересел на нового скакуна, а проворный конюх отвел рыцарского коня к обочине. Он заставил коня поднять копыто, быстро осмотрел его и подал знак кузнецу, сидевшему в последней повозке. Кузнец легко спрыгнул наземь, осмотрел копыто и снова вскочил обратно, роясь в своем мешке. Конюх накинул повод скакуна на длинный колышек, торчащий из телеги кузнеца, и бегом догнал свою повозку.
Граф, довольный четким исполнением приказов, занял свое место во главе Синего отряда, привычно покачиваясь на спине своего иссиня-черного иноходца. Возле печальной памяти Зуба Дракона Алистар придержал иноходца и спешился, обнажив голову.
– Хей! – вскинул руку в кольчужной перчатке командир первой сотни, приветствуя Синего рыцаря и отдавая дань уважения павшим в бою с Хранителями.
– Хей! – взревела сотня глоток.
Вторая и третья сотни повторили приветствие: «Хей!.. Хей!!!» Граф Алистар приветствовал своих воинов вытянутой вперед и вверх левой рукой. Теперь, когда мелкие недочеты были устранены, граф без помех любовался боевой мощью и красотой движущегося мимо него свирепого отряда.
По левую руку епископа Рэнкса проплывала Святая роща. Впечатлительный юноша старался не смотреть в сторону прозрачного орешника – там ему мерещились черные крылья накидки графа Леаса, товарища по детским играм, в недавнем прошлом – самого вероятного кандидата в мужья принцессы Энни. Попытки были напрасны – голова сама поворачивалась в сторону рощи, как только епископ переставал следить за собой. Солнце пряталось в листве, а затем вдруг расплавленным стеклянным диском бросалось Рэнксу в глаза, после чего из слепящих бело-зеленых пятен возникал образ командира Черного отряда, легко скачущего по краю рощи, подожженной закатом. Леас задумчиво смотрел под копыта коня или дремал – точно так же, как и его дядя граф Алистар.
– Значит, он тоже все видит и замечает. О Господи… – Епископ Глионский прикрывался от солнца перчаткой и отворачивался от прозрачного сплетения деревьев.
Вечер в долине между скал начинался стремительно. В какой-то момент тень скалистой гряды помчалась в сторону дороги, накрыла ее и отправилась дальше, к противоположной гряде, уже вспыхивающей красноватым огнем отраженных закатных лучей.
– Ваня, давай налево. Заночуем там, – Ковалев дождался, пока Иван снизит скорость и остановится, и нетерпеливо сорвал шлем. Было тихо. В раскаленном брюхе танка что-то шипело, потрескивало, пощелкивало. Начинал остывать металл двигателя. В контурах охлаждения замедлялась циркуляция воды. Было странно слышать все эти тонкие и незаметные на фронте звуки – к Ковалеву возвращался слух в его довоенной, первозданной остроте. Обычно танкисты, оглохшие от дневной стрельбы и рева моторов на предельных оборотах, вечером и ночью не слышали почти ничего. Сейчас же Ковалев различал не только звучание частей танка, но и поскрипывание жестких перьев вороненка, орудующего длинным клювом под крылом. За спиной завозился Вихрон. Александр механически поднял свиненка и поднес к проему люка. Свиненок зацепился передними копытцами за край, смешно побрыкался задними и засеменил, оскальзываясь, вниз по броне.
Клетку с птицей Ковалев извлек из башни, но выпускать вороненка не стал – ищи его потом, шалопая.
Ужинали молча. Природа, еще вчера безгласная и почти немая, уступила место природе многозвучной. Из темноты, подсвечиваемой костром, до танкистов долетали звуки ночной жизни леса – возня, писк, шорохи. Ручей, бравший начало у скалы, журчал полновесно и музыкально. Вихрон, играя, носился вокруг костра, появляясь бесшумной поступью и исчезая с громким топотом и радостным повизгиванием. Вороненок некоторое время завистливо наблюдал из клетки, поблескивая глазами-бусинками, затем задремал, иногда вздрагивая, подозрительно осматриваясь и снова погружаясь в сон.
В кустах, свыкшись с костром и присутствием людей, забулькала короткой трелью ночная пичуга. Бесшумные насекомые приобрели басовитое жужжание. Они трассирующими светляками летели к костру и взмывали вместе с дымом и искрами, подхваченные восходящим столбом горячего воздуха. Кровососущие, с любопытством зависавшие возле танкистов на предмет возможной дегустации, обладали особым отвратительным тоненьким звоном. Мужики отмахивались от них ветками, закуривали, выпуская густой защитный дым. Часто раздавались крепкие хлопки ладонями по шеям, извещавшие о покушении на жизнь очередного крылатого шакала.
– Да нет же, вчера их не было столько! – Марис, обладавший самой белой и нежной кожей, вскочил и начал лупить кулаками по воздуху.
– Вчера, Марис, ты был чумазым и вонял порохом и соляркой, – Неринг выпустил стебелек травы изо рта. – Сегодня ты чист и весьма аппетитно пахнешь. Впрочем, так же, как и все мы.
В подтверждение слов Виктора Ковалев и Суворин одновременно шлепнули себя по щекам. Марис рассмеялся.
– Ну вот, хоть заново коптись, – из мрака выступил Ковалев. – Одно комарье. Вокруг ни души. Никого крупнее ежа. Марис, заступай.
Александр присел к костру, принял из рук Суворина котелок и начал есть, отмахиваясь от назойливых комаров. Поросенок немедленно привалился бочком к сидящему командиру и задремал.
– Обстоятельства таковы: две пустые одинаковые деревни, оставленные хозяевами по неизвестной нам причине, всадник с запасными лошадьми, спешащий неизвестно куда. Позади нас – люди. Они точно неприятели. Впереди тоже люди. Человек, которого видели мы с майором, – скорее всего, гонец. Что из этого следует? Впереди тоже люди, и они нас ждут, предупрежденные гонцом. Как считаешь, майор?
– Да, это логично. – Неринг повернулся к костру другим боком. – По крайней мере, завтра мы будем знать гораздо больше, чем сегодня.
Суворин хмуро слушал и ерзал. Мысли одолевали его не меньше, чем комары.
– Командир! А если нам выдвинуться сейчас?
– Куда – сейчас?
– Ну, по дороге. Туда, где люди, куда гонец… А что? С прожектором, да пару осветительных ракет! Сила!
– Ваня, да ты что? Мы еще не знаем, сколько до следующей деревни. Плюс нас слышно за два километра, не меньше.
– Да пусть слышно! Ты же видел – они с сабельками да пиками. В танке они нас не достанут, а если их напугать как следует, то они нам расскажут все, что надо! – Иван вскочил на ноги, и вся его коренастая фигура выражала сплошную и неукротимую жажду действия.
– Вань, да погоди ты, – Ковалев отмахнулся от очередного комара, но Суворин принял это на свой счет и обиженно отвернулся. – Иван, ну давай при свете дня. Ведь не горит же, в конце концов.
– Как раз горит, капитан, – Неринг внимательно смотрел за спину Ковалева.