Великий Эллипс
Шрифт:
Ей не хотелось думать или идти куда-либо, но он вел ее по маленькой полутемной улочке, и она подчинялась ему без сопротивления. Они не успели сделать и дюжины шагов, как услышали приглушенный звук грома, доносившегося словно из-под земли, и мостовая задрожала у нее под ногами. У Лизелл перехватило дыхание, она зашаталась, но устояла на ногах.
— Ну ничего себе! — воскликнула она.
— Пойдем, пойдем — торопил ее Каслер. Его спокойный голос звучал странно на фоне сверхъестественного пения.
Земля под их ногами вновь содрогнулась. Лизелл потеряла равновесие, ее так сильно качнуло вперед, что она упала бы, не подхвати
Ночь уже нельзя было назвать спокойной. В окнах домов зажегся свет, и Лизелл увидела на брусчатке неровные трещины разломов. Мужчины, женщины и дети в ночных рубашках и пижамах выбегали из близлежащих домов. Послышался нестройный хор испуганных голосов, который перешел в истошные вопли, когда гул подземного грома раздался вновь и земля раскололась. Фигуры в белом неуклюже попадали, а маленький купол, венчавший резиденцию правителя, полетел вниз и с грохотом ударился о мостовую. В то же самое время уличные фонари, стоявшие по периметру площади, начали один за другим быстро валиться на землю и, едва коснувшись ее, гасли. Темнота накрыла площадь и тут же отступила: от упавшего фонаря загорелась сухая циновка, закрывавшая чье-то окно. Паника и крики усилились.
Гирайз! Он где-то там, в этом аду. Лизелл стиснула зубы.
— С ним ничего не случится, — успокоил ее Каслер.
— Что?
— В'Ализанте не пострадает. Я думаю, никто не пострадает — силы направлены не на это.
— Откуда вы знаете, на что они направлены?
— Я так чувствую. Вам не нужно бояться за своего друга.
— Я бы тоже хотела знать все это наверняка. Но позвольте заверить вас, что благополучие господина в'Ализанте меня абсолютно не интересует.
— Возможно, вы обманываете саму себя.
— Нет, — она заколебалась. — Что заставляет вас так думать?
— То, что вы сейчас очень сильно сжали мне руку.
— Ой, извините, — она выпустила его ладонь и тут же пожалела об этом, лишившись успокаивающего тепла.
— Смотрите, — произнес Каслер, — кто-то уже потушил огонь. Толчки прекратились. Разрушений больше не будет, все закончилось.
— Это тоже предчувствие?
— Не только. Послушайте. Что вы слышите? Вернее — чего не слышите?
— Пения. Голоса — их больше нет.
— Они сделали все, что было нужно.
— А что им нужно? Разрушить собственный город?
— Площадь и стоящие на ней здания построены выходцами с запада. Они не принадлежат этому народу. Я не думаю, что ягарцы будут оплакивать эту потерю.
— Но полковник Эрментроф и ваш действующий правитель Янзтоф увидят случившееся в ином свете. Они не раздумывая выразят свое неудовольствие, и ягарцам придется заплатить не малую цену. Разве за этим не последует репрессий?
— Возможно.
— Грейслендские дисциплинарные меры печально известны, в Ксо-Ксо значительно снизилась численность населения.
— Последствия маловероятны. Официально грейслендцы не признают существование сверхъестественных сил. Наказать ягарцев — значит признать, что это их стараниями разрушена площадь. Но как могут эти отсталые дикари управлять силами природы? Обвинить ягарцев значило бы признать сверхъестественность случившегося, а это то, что мои соотечественники открыто не признают. А если нет преступления, то нет и виновного, а нет виновного — нет и наказания.
— Все ясно и понятно. Хотела бы я надеяться, что это так. Вы были абсолютно правы относительно… как вы это назвали? «Высокая степень реализации»?
— Это было несложно определить.
— Для вас — возможно. Я помню, как вы сказали тогда на «Карвайзе», что вас еще в детстве научили чувствовать присутствие сверхъестественных сил. Я не поверила вам тогда, но сейчас верю. Извините, что я сомневалась.
— Каждый здравомыслящий человек подвергает сомнению такие вещи.
— По-моему, вы тогда сказали еще, что такое обучение входит в традиционную систему образования Грейсленда.
— Да.
— Но если в традиционную систему образования Грейсленда входит изучение сверхъестественной энергии, то почему же Империя отказывается признавать ее существование?
— Нынешнее правительство ценит современный рационализм или, на худой конец, его поверхностные проявления, Ледяной Мыс же остается верен традициям. Но это не тот вопрос, который обсуждают с иностранцами.
— Понимаю, — разочарованно пробормотала Лизелл, поскольку чувствовала, что ответ на этот вопрос мог бы дать ключ к разгадке его характера.
— Это не тема для обычного разговора, — продолжал Каслер. — Но я все же расскажу вам о Ледяном Мысе, потому что вы ищете знаний, потому что мне приятны эти воспоминания и потому что — как ни странно — мне приятно будет поделиться этими воспоминаниями с вами. Это не нарушение гражданского долга — лишь отказ от условностей, прихоть, которую я позволю себе сегодня.
— Не рассказывайте мне того, о чем можете потом пожалеть.
— Я ни о чем не пожалею, — не задумываясь ответил Каслер. — Ледяной Мыс — это возникшая в глубокой древности крепость, внешне суровая и аскетичная. Она стоит на отвесной скале, на самой северной оконечности Грейсленда, откуда открывается вид на безбрежное серое море. Это — твердыня традиций, старейшая школа для избранных, известная в моей стране как «Лаагстрафтен», а в Вонаре — как «Братство». Вы слышали о нем?
Лизелл кивнула.
— Я не удивлен. Орден Братства, хотя в высшей степени и почитается, но избегает общественного внимания, поэтому о самом его существовании едва ли что-нибудь известно за пределами Грейсленда. И даже у себя на родине орден умудряется держаться в тени, хоть и весьма существенно участвует в делах государства. Его влияние изменило ход войны, он также руководил судьбой принцев и формировал историю нации.
В орден принимаются дети из самых знатных и древних Домов. Семьи отдают их туда в раннем возрасте, и они воспитываются в уединении в крепости Ледяного Мыса. Там молодых претендентов держат в строжайшей дисциплине, программа их обучения нацелена на укрепление тела и духа, их обучают различным искусствам и наукам, многие из которых давно забыты за пределами этих стен. Их учат защищаться от магического воздействия, открывают секреты всеобщности и запредельности, одним словом, от них требуют максимально реализовать их собственные таланты и способности. Такой жесткий режим в течение долгого времени вряд ли подойдет каждому, но те, кто до конца выдерживают программу, экзаменуются на выпуске, и если проходят последнее испытание, получают звание «Разъясненный», которое дает им все привилегии состоящих в ордене. В Грейсленде это считается большой честью.