Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»
Шрифт:
На следующий день Ганнибал вызвал Махарбала и сказал ему: «Я пошлю тебя, если хочешь, с всадниками». – «Поздно, – сокрушенно качая головой, ответил ему раздосадованный Махарбал, – они уже знают». Как и после Тразимена Ганнибал снова решил не рисковать. Задержавшись на один день с конным броском на Рим, он, возможно, спас его…
Бесстрашный кавалерийский рубака Махарбал не без оснований рассчитывал на эффект полной внезапности.
И действительно, успех мог быть только в одном случае – если не дать врагу опомниться от страшного поражения. Если так, то дорога была каждая минута! Конечно, всадники Махарбала не смогли бы даже с наскока овладеть Римом, пока нумидийская кавалерия опустошала бы окрестности города и наводила страх на его жителей, подошла бы пехота, и можно было бы приступить к штурму. Сразу после кровавого побоища у берегов Ауфида у Рима еще были большие людские ресурсы, но в тот момент он не располагал организованной армией и вряд ли мог сразу же оказать серьезное сопротивление. Тем более, что римляне были уверены, что именно эта военная кампания, на которую отправили невиданную ранее армию, должна была
Впрочем, это всего лишь предположение, и за стены Рима вражеские солдаты действительно прорвутся лишь спустя много веков после катастрофы римских легионов под Каннами?!
Обстоятельства, не позволившие Ганнибалу идти на Рим после сокрушительной победы в битве при Тразименском озере, ничуть не изменились и после грандиозного успеха под Каннами. Даже после Каннского побоища силы Рима все еще были немалыми: римские легионы стояли в Сицилии, Испании и на севере Италии; римский флот господствовал на море и перехватывал все карфагенские суда. На немедленный форсированный марш через Апеннинские горы его ослабленная изнурительным 12-часовым сражением и большими потерями пехота была не способна. Как уже говорилось выше, не более 30 тысяч пехотинцев и кавалеристов Ганнибала вскоре после каннского сражения могли бы двинуться в поход на Рим, но вряд ли это был бы марш-бросок. Какую-то часть пехоты все равно пришлось бы оставить для охраны раненых и пленных и захвата двух римских лагерей с их богатыми трофеями, где еще находилось достаточное количество легионеров, не решившихся бежать. Появиться под стенами Рима внезапно, как на этом безотлагательно настаивал горячий кавалерист Махарбал, означало стремительно пройти немалый путь – около 320 км. И еще не известно, какая часть кавалерии смогла бы идти сразу после боя рысью?! К тому же одним лишь лихим кавалерийским наскоком такой укрепленный город, как Рим, было, конечно, не взять. А это значит, что главная ударная сила его армии – превосходная кавалерия – была бессильна против крепостных стен. Для осады такого крупного города, как Рим, у Ганнибала явно не хватало пехоты. Прежде чем она смогла бы отправиться в путь, ее следовало бы и пополнить, и подлечить, и снабдить пропитанием. К тому же пришлось бы идти по враждебной территории. В любом случае внезапного подхода всей армии никак не получалось! Более того, скорее всего, на защиту своего города встали бы все здоровые мужчины Рима, в том числе и рабы!
Нам не известно, было ли у Ганнибала достаточного для осады такого города, как Рим, количества опытных инженеров и осадной техники. Правда, последнюю можно было бы изготовить в окрестных с Римом лесистых районах Лацио и Этрурии. Но в то же время нам так доподлинно и неизвестно, а был ли вообще-то пунийский полководец большим мастером осадного дела?! Осада Рима неизбежно затянулась бы на несколько месяцев, если не на… несколько лет! А ведь вряд ли бы римляне сдались очень быстро! Напомним, как непросто проходила осада Ганнибалом Сагунта! К тому же ему пришлось бы все это время снабжать своих осаждающих воинов. Базой снабжения могла быть только Италия, поскольку на воинские пополнения и подвоз продовольствия из Карфагена надеяться не приходилось. Морской флот Рима доминировал на подступах к Апеннинскому полуострову. Для создания прочной базы снабжения карфагенской армии на Апеннинском полуострове требовалось разместить гарнизоны пунов в большинстве италийских городов и привлечь на свою сторону их жителей. Только после этого можно было с какими-то шансами на успех подступать к стенам Рима. А пока сил, чтобы добить врага в его логове, все же не хватало. Более того, вряд ли бы Рим «сидел, сложа руки», пока Ганнибал осаждал его! Скорее всего были бы мобилизованы все людские ресурсы Рима и на его защиту стянули бы все свои легионы из всех провинций, за исключением, пожалуй, Испании, где братья Сципионы мертвой хваткой вцепились в иберийский плацдарм Баркидов. В любом случае Ганнибалу пришлось бы сражаться с превосходящими силами противника, причем отнюдь не в им выбранных условиях. Если после разгрома Рима на Тразименском озере у Ганнибала была некая возможность форсированным маршем идти на Рим, то, несмотря на катастрофу римлян под Каннами, положение дел уже явно изменилось и какая-либо возможность уже исчезла.
Явно учтя все это, а возможно и другие неизвестные нам «нюансы» (в частности, реальные потери Рима под Каннами могли быть меньше и тысячи либо даже десятки тысяч спасшихся легионеров могли оказаться уже призваны под римские знамена?!), Ганнибал посчитал слишком рискованным идти на Рим. Неудачный штурм города не только свел бы на нет результаты всех его блестящих побед, но и грозил потерей армии.
Позднее Ганнибал мог горько сожалеть об упущенной возможности попытаться последним, решительным ударом добить поверженного врага и на римском пепелище победоносно закончить войну. С годами многие политики и историки Рима в один голос утверждали, что именно промедление Ганнибала с конным марш-броском на Рим в первую же ночь после триумфа 2 августа под Каннами спасло и город, и государство. Ни до того, ни после того у него не было более реального шанса поставить крест на дальнейшее в истории Рима и… более того, изменить ход западноевропейской истории (и культуры)?!
Возможно, в 211 г. до н. э., когда Ганнибал все же подойдет к стенам Рима, либо в 203 г. до н. э., когда ему придется возвращаться на родину, он укорял себя, что после Тразименского или Каннского побоищ так и не решился бросить судьбе вызов и рискнуть попытаться взять Рим?!
Но случилось то, что случилось…
…Между
Хотя Канны и сделали Ганнибала фигурой легендарной, но главный враг его отца и его собственный – засевший в Карфагене Ганнон – оказался прав, назвав блестящую победу при Каннах «пирровой победой»: она принесла ее творцу всемирную, вечную славу и… никаких выгод. Да, карфагеняне нанесли Риму целый ряд тяжелых поражений, кроме того, уничтожили при Тразименском озере и Каннах две армии, в ходе всей войны римляне уже потеряли порядка 100 тыс. воинов, или 20 % мужчин призывного возраста, но это не привело их к окончательной победе.
Более того, после каннского триумфа «Лукавая и Капризная Девка» по имени Фортуна стала все чаще поворачиваться к Ганнибалу своим аппетитным… «нижним бюстом»!
Глава 11. «Одержавший победу не победитель, пока победы не признает побежденный»
Страшная молва о Каннском побоище стремительно «прилетела» в Рим не с копьями и дротиками конных удальцов Махарбала! На «счастье» Рима, ее принесли потрепанные и изможденные легионеры-беглецы: все полегли на поле боя вместе с обоими консулами – защищать римлян теперь некому!
Гибель Римского государства показалась его жителям столь неизбежной, что некоторые граждане уже собирались бежать из Италии, которая вот-вот окажется в руках Одноглазого Пунийца. Ужас, охвативший горожан, был несравним с тем, что случилось после вестей о Тразименской трагедии! Вопли плачущих женщин заглушали голоса сенаторов, спешно собравшихся по зову преторов Публия Фурия Фила и Марка Помпония в стенах сената, чтобы рассмотреть один-единственный вопрос: «что делать?!» Квинт Фабий на правах бывшего диктатора попытался навести порядок. Он срочно направил конных гонцов по Аппиевой и Латинской дорогам разузнать, насколько правдивы невероятные слухи, наполнившие ужасом сердца римлян. Новость, которую они ему принесли, – «Больше нет никакой армии!!!» – заставила похолодеть и такого закаленного старика, каким, безусловно, был Квинт Фабий Кунктатор. И все же он сумел собрать всю волю в кулак и перво-наперво успокоить собравшихся сенаторов: «Вздор! Все не могли погибнуть!! Хоть кто-то должен был спастись!!!» Первым его действием было обуздать растущую панику среди римлян (особенно римлянок!) и восстановить порядок в городе. Поскольку почти в каждой семье кто-то из родных или близких находился в рядах исчезнувшей армии, то приказ Фабия был отрезвляюще суров: «Не пускать замужних женщин на улицы – пусть остаются в своих домах и не сеют панику. Сохранять на улицах тишину. Арестовывать всех распространителей слухов. Каждый гражданин Рима должен ждать у себя дома касающейся его информации». На пиршества и игры был наложен запрет. Никому не было разрешено отлучаться из города – за его границей проходил последний рубеж обороны, и у всех ворот появились стражники. С целью предотвратить бегство охваченных страхом семей Фабий запретил оглашать списки потерь. Когда они все же стали известны, женскому отчаянию не было предела. Почти все женщины облачились в траур, оплакивая павших отцов, мужей, братьев, и упрекали тех, кто этого не делал. Все считали, что, истребив огромную римскую армию, враг поспешит осадить город: ведь только это и оставалось сделать для завершения войны.
И вот уже от дома к дому, от двери к двери понесся зловещий шепот: «Hannibal ad portas!!!» (Ганнибал у ворот… Рима!)
…Кстати, как всегда это бывает – пророчества и знамения вспоминаются только в дни неудач и трагедий – в Риме все вспомнили о древнем этрусском предании, гласящем: «Римляне! Избегайте реки у Канн; пусть иноземцы не принудят вас там вступить в бой!» Так или иначе, но враг понудил Рим к сражению именно у… Канн, и катастрофа случилась! Впрочем, это всего лишь предание, достоверность которого определяется политической конъюнктурой момента. Так было, так есть, и так будет во все времена…
Незамедлительно был послан к Дельфийскому оракулу Квинт Фабий Пиктор с вопросом, что делать дальше и какие жертвы приносить богам. Две римские жрицы Весты (весталки Опимия и Флорония, кажется, так их звали?!), уличенные в нарушении обета целомудрия и прелюбодеянии (Флорония даже умудрилась забеременеть), были объявлены причиной страшной катастрофы под Каннами, посланной за это прегрешение на римлян разгневанными богами.
Дававшие обет сохранять девственность еще в 6—10-летнем возрасте, эти девы из знатных семей занимали в римском обществе совершенно особое положение. В течение 30 лет они должны были исполнять жреческие обязанности в храме Весты. Они поддерживали в нем вечный огонь и выпекали специальные хлебцы для религиозных празднеств и церемоний. В этом храме хранился особо почитаемый культовый предмет – большой возбужденный фаллос. Поскольку весталка соблюдала строгий обет целомудрия, то она пользовалась исключительными почестями и привилегиями, в том числе ее личность была неприкосновенной (тот, кто обижал их, осуждался на смерть) или если навстречу ей вели на казнь преступника, ему даровали жизнь. Весталки не были изолированы от римского общества и даже принимали участие в вечеринках. По истечении службы в храме весталки могли выйти замуж, хотя пользовались этим правом немногие. Но и спрос с них был столь же чрезвычайный. Так, если они теряли обязательную для них девственность, их зарывали живыми в землю.