Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»
Шрифт:
В Риме наконец осознали, почему его полководцы постоянно оказывались в крайне невыгодном по отношению к врагу положении. Ганнибал мог строить свою стратегию на долгие годы вперед, зная, что его никто не сместит, тогда как римские главнокомандующие едва успевали завершить подготовку той или иной кампании, как им приходилось уступать свое место следующему консулу. Учитывая всю катастрофичность положения, в Риме решились на беспрецедентный шаг: начали избирать на должности консулов одних и тех же известных своей осторожностью и военными знаниями лиц, не обращая внимания на ограниченное конституцией время их правления.
Правда, не всегда это происходило в рамках закона, но царило военное лихолетье, и на некоторые «шероховатости» в Риме заведомо «закрывали глаза».
Поначалу предпочтение отдавалось
Если осторожный стратег-аристократ Квинт Фабий сыграл роль «щита» Италии, то бесстрашный рубака-плебей Марцелл заслужил гордое прозвище – «меч» Италии!
…Между прочим, Марцелл в молодости сражался на Сицилии во время Первой Пунической войны и не только был хорошо знаком с вражескими методами ведения войны, но слыл отчаянным смельчаком. Не раз его героизм оценивался по достоинству: так, у него имелась одна из высших военных наград Римской республики – дубовый венок за спасение римского гражданина, правда… своего двоюродного (приемного?) брата Отацилия в боях за Сицилию. Его воинственный пыл нередко приводил к тому, что Марцелл воевал не просто агрессивно, а безрассудно храбро. Так, в частности, в войне 222 г. до н. э. с инсубрами именно он, действуя излишне рискованно, под Ацеррами убил в поединке вражеского предводителя Вертомара, что по римским понятиям той поры приравнивалось к подвигу, удостаивавшему героя к особо престижной награде: повесить вражеский доспех на обтесанный молодой дуб на Капитолии…
Затем настанет черед других полководцев, хоть и не выдающихся, но свое смертельное ремесло знавших крепко. Они методично придерживались ранее выбранной стратегии планомерного вытеснения Одноглазого Пунийца на юг Италии, где он будет отрезан от людских ресурсов италийцев и продуктовой базы богатых и плодородных срединных районов Апеннинского п-ва, в частности Этрурии – единственной из плодородных областей, не видевшей сражений. Именно такой подход римлян к войне не позволял Ганнибалу и вести боевые действия, и одновременно защищать перешедшие на его сторону города Апулии, Лукании и Кампании. Более того, большинство государств, переметнувшихся на сторону пунов, не горело желанием отпускать своих воинов в дальние походы по Италии, опасаясь мести со стороны римлян.
Теперь Рим не стремился выставлять против 60—70-тысячного войска пунов (именно столько сил полагают у Ганнибала в ту пору некоторые историки, что, впрочем, вызывает резонные сомнения) одну большую армию, как это случилось под Каннами. Ему противостояло несколько (от 4 до 6) мобильных армий, действовавших независимо друг от друга и оказывавших друг другу помощь. Избегая решающего сражения, римляне постоянно нарушали линии снабжения Ганнибала и нападали на города его италийских союзников. Его воины не могли нести с собой большие запасы продовольствия, особенно действуя в гористой местности, все чаще ему приходилось выбирать маршруты, где он мог идти областями, в которых можно было найти продовольствие и пристойные зимние квартиры для своей медленно, но верно уменьшавшейся армии. Становясь меньше, она сокращала радиус своих боевых действий. Такая тактика отчасти напоминала «травлю могучего медведя сворой опытных гончих псов».
Постепенно римляне научились изматывать войско Ганнибала и одолевать его в бою.
Первым успеха добился угрюмый вояка до мозга костей Марцелл. Еще не утихло эхо Каннской катастрофы, как осенью 216 г. до н. э. он показал
…Кстати сказать, Ганнибал по достоинству оценил воинский талант Марцелла: «Если Марцелл в выигрыше, то бешено наседает побежденному на плечи, если в проигрыше, то старается схватить победителя за горло!» Будучи отменным воином-поединщиком, Марцелл стремился вызывать вождя противника на единоборство и убить его в дуэли на мечах, во владении которым ему не было равных в римском войске, и это в котором фехтование на мечах уже давно стало аксиомой ратного мастерства! Он жаждал сойтись в поединке с самим Ганнибалом, но, как говорят в таких случаях, «истории это не было угодно»…
По некоторым данным (впрочем, как античные, так и современные историки ставят их под сомнение), именно в ходе боя под Нолой карфагенская армия не только впервые потеряла больше воинов, чем римляне (2800 чел.; оказались «подбитыми» 4 «живых танка», а еще 2, впервые за всю кампанию Ганнибала в Италии, были захвачены в плен), но и был развеян миф о непобедимости Одноглазого Пунийца. К тому же из войска Ганнибала в первый раз дезертировали прежде преданные ему нумидийцы и иберийцы – пока всего 272 бойца, но это был первый тревожный звонок для пунийского полководца. (Либо это неприятное событие случилось с воинством Ганнибала все же год спустя – уже в ходе другого боя между Одноглазым Пунийцем и «мечом» Рима под стенами все той же Нолы в 215 г. до н. э.?!) С той поры он уже не мог быть уверен в своих наемниках, которые начали разочаровываться в удачливости своего предводителя. Перейдя сражаться на сторону римлян, они, видимо, чувствовали больше уверенности в будущем. И, наконец, его лучшие кавалерийские командиры – бесстрашный племянник Ганнон и как никто другой знавший повадки лошадей и все тонкости конного боя Махарбал вынуждены были из-за больших потерь раз за разом отступать перед удивительной стойкостью и невероятной жаждой победы римских легионеров.
Эта победа воскресила у римлян надежду на победу в войне с Ганнибалом. Победитель при Каннах с горечью осознал, что те, кто еще совсем недавно бежал от его солдат и даже в панике решал для себя вопрос, не двинуться ли куда-нибудь из Италии, теперь сражался грамотно и упорно.
Получалось, что на самом деле Канны не только не приблизили его к окончательной победе, но и вообще не изменили его положение в Италии в лучшую сторону.
Глава 4. Капуанские красотки и… македонские послы
Не решившись осаждать столь нужный ему для морской связи с родиной, расположенный на западном побережье Италии, крупный и хорошо укрепленный Неаполь, чьи жители были настроены защищаться до последнего, пунийский полководец устроил себе базу в богатейшем городе Кампании – Капуе. Она не только соперничала с Неаполем, но и считалась вторым по важности городом в Италии. Более того, римляне лишились порядка 30 тыс. пехоты и 4 тыс. кавалерии. Капуанское руководство само пригласило армию Ганнибала к себе на постой. Разрывая с Римом, Капуя жестоко умертвила бывших в ней граждан Рима: их… «задохнули» (если можно так выразиться?) в парилках капуанской городской бани. Заинтересованное в союзе с Карфагеном, оно рассчитывало не только освободиться от римского владычества, но и по окончании войны стать сильнейшим городом Апеннинского полуострова.
Казалось, союз с Капуей обещал Одноглазому Пунийцу большие дивиденды, но на самом деле этот альянс принесет ему больше хлопот, чем пользы. Зиму 216/215 гг. до н. э. карфагенский полководец и его наемники проведут в этой италийской «столице роскоши и изобилия». Впервые за многие годы его солдаты посещали бани, перепивались знаменитым фалернским вином и спали не на голой земле, а в мягких кроватях, в которых им было с кем разделить ложе – пышногрудые капуанские женщины славились своей особой страстностью среди сколь фигуристых, столь и любвеобильных дочерей благодатной Италии.