Великий и Ужасный. Фантастические рассказы
Шрифт:
В столовой дружно стучали ложками и выискивали в бело-жёлтом жирном вареве куски мяса.
— Опять «дробь 16»! — скорчил рожу Киреич. — Эй! Душара! Соль где?
Дневальный Реншлер услужливо кинулся за солонкой, но Абдурашид ненароком подставил ему подножку, и бедняга растянулся на склизком плитчатом полу.
— Ррота, встать! — гаркнул Лопатин. Он прекрасно видел, в чём дело, но ограничился лишь тем, что поднял и вновь посадил головорезов: — Ррота, сесть! Ррота встать… Рота, сесть!
Киреичу, кстати, не вняли, и перловка начала таять. Дмитрий сидел за тем же столом, каша и ему не лезла в горло, но он заставил себя через силу проглотить ненавистные калории. Пища для борьбы — так он это называл. Рыжий, щекастый, похожий
Наиболее ловкие потянулись к миске…
— Кому нужна белая смерть! — попытался пошутить Дмитрий. — Это сахар Реншлера, он дневалит, если не заметили.
— Кто не курит и не пьёт — тот здоровеньким помрёт! — провозгласил Киреич, сверкнул золотым зубом, и сахар исчез.
— Спасли, значит, «духа» от смерти! — рассмеялся Абу.
— Зря ты, Киреич, это сделал! Вспомни, как нас гоняли в своё время!
— Всё отлично помню, поэтому и съел.
— Слишком ты правильный, дорогой! Стукач [8] , наверное? — бросил Дмитрию Абдурашид.
— Просто не терплю уголовщины. И кликухи мне блатные тоже надоели.
— Вот из таких и вырастают рвачи [9] типа Лопатина! — похлопал его по плечу Абдурашид.
8
Стукач— доносчик.
9
Рвач— энтузиаст.
Дмитрий не стал спорить с «дедом», как бы подчинившись незримой иерархической лестнице. Он промолчал, хотя внутри уже закипало, но год в армии научил его сдерживать эмоции. К чему радовать этих гоблинов [10] ?
Не дождавшись ответа, враг решил подойти с иной стороны.
— А что, — осведомился Абу у Демы с Киреичем, — он и в части такой же неразговорчивый?
Те хитровато улыбнулись.
«А, сволочи! Боитесь при мне! Мало ли что случится? …Гоблины! Вонючие грязные гоблины! …Хорошо, что дембель неизбежен, как крах империализма!» — заметил про себя Дмитрий.
10
Гоблин— при всеобщем увлечении Толкиеном это слово вряд ли нуждается в пояснении. Злое, страшное существо из мира, враждебного человеку.
— Слушай сюда, парень! Будешь выступать — мы тебя не переведём!
Пажа посвящали в рыцари, даруя ему шпоры и опуская меч на плечо. Старослужащие по негласному неуставному закону раз в полгода переводили своих младших сослуживцев с одной ступени армейской феодальной лестницы на другую. «Дух» [11] превращался в «молодого» или «гуся», выдержав десяток ударов пряжкой по спине. Затем — в «черпака» [12] , тогда разрешалось ослабить ремень и расстегнуть верхний крючок гимнастерки. «Черпак» в ночь за полгода до приказа становился «дедом» [13] и сам вершил торжественный ритуал посвящения. Но даже ему не дозволялось того, что мог вытворять после Приказа «дембель» [14] .
11
Дух— общее обозначение солдат самого младшего призыва в частях Советской армии в 80-х
12
Черпак— военнослужащий, отслуживший год.
13
Дед— военнослужащий, прослуживший полтора года.
14
Дембель— солдат, приказ об увольнении которого уже подписан.
— Ты понял? — настаивал Абу.
— Гм… Можешь считать, что я испугался, если это так существенно, — произнес Дмитрий и в упор посмотрел на мерзавца.
С каким бы наслаждением он свернул эту ненавистную шею. «Гоблин! Я тебя не боюсь! Это ты должен меня опасаться!» — Дмитрий представил, как невидимая властная рука тянет свои пальцы к заветной цели, как они сжимаются всё сильнее и сильнее… При этом у него и в самом деле нервно задрожала кисть, и он спрятал ее под стол.
Абдурашид с синим лицом повалился на плитки. Он задыхался, тщетно пытаясь избавиться от беспредельно разросшегося языка. В глазах рябило. Грудь судорожно сжималась. Тело не слушалось. Последнее, что он увидел — так это дежурный по столовой, который бежал к нему через весь зал, опрокидывая стулья.
— Когда я ем — я глух и нем! — прошептал Дмитрий, склонившись над гоблином.
— Что с ним? — спросил Лопатин.
— Наверное, подавился, товарищ сержант! — предположил Киреич, не подозревая, что не далёк от истины.
— Уводи своих! — тихо, но внятно сказал офицер Лопатину.
— Посуду на край столов! Встать! Строиться на улице! — взводный степенно направился к выходу. Справа и слева его обгоняли, закончив трапезу, солдаты. Они любопытно поглядывали на скорчившегося Абдурашида, который уже не производил впечатления грозного «деда».
— Становись…! — сержант высек подковой искру, обернулся к строю. — Подтянули ремешки! Застегнули крючки и верхние пуговицы!.. В частях у вас, должно быть, другие порядки? — продолжил Лопатин, выволакивая Киреича за болтающуюся пряжку из последней шеренги. — Но здесь вы в гостях. Так что, будьте добры, по уставу!
Он опустил слоистый кожаный ремень «жертвы» на асфальт и каблуком придал дугообразной бляхе выпрямленную форму.
— Чмо! — сквозь зубы выругался маленький, гаденький, узкоглазый Киреич.
— Вы что-то сказали, товарищ рядовой? …Встать в строй! — козырнул Лопатин.
— Есть, «встать в строй»! — угрюмо согласился посрамленный. Ещё бы он попробовал не согласиться, когда за Лопатиным Устав, и что самое неприятное — блатное неписаное право «дембеля».
— Рравняйсь! …Смирно! …Нале-во!
И зашагали! С песней зашагали… Про пламенный мотор вместо сердца, про цвет нации, что отбывает срок в авиации.
— Чётче шаг!
— Эй, длинный! Не беги, как страус! — пнул Дмитрия сзади Киреич.
— А ты поспевай, короткий! — отозвался он и судорожно стиснул пальцы невидимой ладони.
— Рряз! Рряз! Рряз… два… три…!
В ржавую канализационную трубу заползала помешанная беременная сука.
Ларв
Ольге Куликовой