Великий и ужасный
Шрифт:
Ну а после этого он уже не нашел для себя повода и дальше пребывать в непосредственной близости от искрящихся проводов и всего того, что когда-то могло принести ощутимую пользу. Недолго думая, пилот потерпевшего крушение шаттла махнул на все и всех рукой и, лениво пошаркивая ногами, побрел обратно в управленческую зону с твердым намерением развалиться в своем удобном кресле и неустанно созерцать несколько полуразрушенных зданий через немного треснувшее лобовое стекло. И уж точно ему было совершенно плевать на то, что там внезапно подумает какой-то там доморощенный координатор миссии и сможет ли он осознать суть брошенного подарка. Так что неуклюжие попытки Наскака вертеть странный обшитый
– Это главный элемент питания… Во всяком случае, когда-то им был.
Сказав это, Шаршун также мысленно предположил, что ему уже категорически не нужно находиться в хвостовой части шаттла, после чего его взгляд скользнул по сторонам в поисках чего-то, о чем, возможно, было случайно забыто. И когда ничего такого не нашлось, техник со спокойной совестью зашагал вслед за пилотом. Однако очередное бегство из технической зоны воодушевило не всех.
– Куд… куда вы? – с некоторой тревожностью поинтересовался Наскак, так и не сумевший понять, куда же все-таки можно пристроить сгоревший накопитель катария.
– Туда, где от меня гораздо больше пользы, – ответил ему Шаршун, не оборачиваясь и продолжая шагать в заданном направлении.
Понятное дело, это еще больше покоробило самомнение координатора миссии, но в данном случае он не стал лезть на рожон, так как некоторое осознание собственной вины во всем произошедшем все-таки достигло его извилин. Другое дело, что алгоритм дальнейших действий пока что не был понятен. На руках имелась лишь непонятная штуковина, да и та с чужих слов характеризовалась как никчемный хлам. Ну а ситуация в целом, в которой оказался экипаж шаттла, и вовсе представлялась самой незавидной из всех возможно-вероятных. Мало того, что можно было только мечтать о какой-либо связи с космолайнером «Столкновение» или хотя бы с кем-то иным, способным вести переговоры, так еще и шаттл стал непоправимо сломанным, и все они почему-то оказались внутри силового поля. Короче, полная невезуха и все тут.
«А еще где-то Скрот со всеми остальными…», – думал Наскак, и от обилия минусов сложившихся обстоятельств ему хотелось стократно проклинать собственную совесть, которая заставила его в самый неуместный момент попросить пилота связаться с капитаном.
Однако никакие слова и никакие изворотливые клики не могли никак повлиять на ту кучу неприятностей, из которой требовалось выбраться четверым членам спасательной экспедиции. Несомненно, ирония того, что теперь им самим нужна была помощь, ощущалась крайне остро и даже болезненно в определенные моменты душевной слабости. Только вот никакое самобичевание не содержало в себе ответов или какой другой панацеи, способной спасти скромный экипаж шаттла. И осознав это, Наскак постарался наконец-то включить мозг и найти решение, хотя никто и не ждал от него чего-то такого невероятного и умопомрачительного. Все давно махнули на него рукой, поставили поверх его ничем не выделявшейся личности тусклую печать невыразительности. Ну, прям-таки точь-в-точь как его отец, отдавший сына в возрасте десяти лет в интернат по подготовке будущих исполнительных специалистов.
«Так может стоит наконец-то доказать всем чего я стою?!» – громогласно обратился координатор провалившейся миссии к самому себе.
Но никто не ответил. На секунду Наскак почувствовал себя покинутым всеми, даже собственной персоной. От этого ему стало грустно, горько, одиноко…. И все же это не остановило его от кропотливого поиска в собственном мозгу тех деталей бытия, которые могли бы помочь ему и всем остальным. Он знал и чувствовал, что у него обязательно получиться, ведь именно этому его учили в треклятом интернате целых девять долгих лет.
«Что-то обязательно должно быть», – повторял и повторял Наскак, мысленно перебирая в голове сотни миллионов событий и фактов и тщательно выуживая то, что могло бы помочь здесь и сейчас, что могло бы заставить перестать искриться провода и разогнать кромешную темень в технической зоне шаттла.
Только вот не всегда наши чувства и желания совпадают с реальным положением дел. И после долгих мыслительных усилий координатору миссии пришлось все-таки признать, что ситуация, в которой оказались четверо смелых с космолайнера «Столкновение» является категорически безвыходной. И тогда ему не осталось другого выхода, кроме как превратиться в морально разбитое существо, еле слышно прошептать:
– Как печально…, – и неторопливо побрести в управленческую зону шаттла.
И надо сказать, что обратный путь в головную часть шаттла был действительно нетороплив. Уж очень не хотелось неудачливому координатору миссии снова и снова ощущать на себе чужие обвиняющие и негодующие взгляды. Однако и не возвращаться он не мог, потому как общество оголенных проводов было куда менее приятным.
– Что-то вы долго? – сказал ему Таранталь, едва Наскак все же доковылял до собственного кресла рядом с панелью управления, – Неужели в вас неожиданно зародились мыслишки о том, как починить реактор трансгалактической левитации?
Этот смачный сарказм со стороны пилота был воспринят Наскаком без единого колебания лицевых мышц. Не то, чтобы он проявлял тем самым стойкость духа или душевную непоколебимость. Более вероятно, что его всего лишь постигла сильная моральная усталость, так что он молча и неторопливо плюхнулся в свое кресло и подобно Таранталю стал непринужденно лицезреть через немного треснувшее лобовое стекло дряхлые руины города Титаскар. При этом слова были не нужны. Можно было просто смотреть, смотреть, смотреть… и чувствовать, как спокойствие постепенно растекается по всему телу, забирается в самые отдаленные закутки ранее чем-то обеспокоенного сознания. И вот уже через пять-десять минут пристального зрительного изучения покосившихся и осыпавшихся зданий, пустотелых окон и прочей разрухи прежняя озабоченность Наскак осталась позади, и потому теперь ему уже ничего не хотелось ни думать, ни мечтать, не жить, а лишь сидеть и неукротимо созерцать странный и пугающий пейзаж.
– Может хватит уже!
Голос донесся как будто ниоткуда, так что Наскак предпочел отказаться поверить в реальность его существования. Впрочем, это тут же вышло ему боком.
– Я говорю: «Хватит уже!!!»
На этот раз это был крик прямо в ухо, и тут отмахнуться было более чем невозможно. Понадобилось некоторое мгновение, чтобы преодолеть звон в голове, а затем Наскак повернул взгляд влево, то есть туда, откуда исходили внезапные крики. Там стоял Кропечь и почему-то отчаянно жестикулировал. Что точно он пытался донести до своего начальника, было сложно понять. Слух слишком пострадал от криков, а сетчатка по неведомым причинам выдавала очень расплывчатое изображение.
– Вля… вля… крамть…, – скомкано произнес Наскак, однако на самом деле пытался сказать нечто совсем другое.
Помимо этого, мысли путались и мельтешили в голове похуже самой невообразимой чехарды, так что серьезный удар ладонью по левой щеке пришелся весьма кстати. Конечно, это было больно и неприятно, но на секунду здравомыслие и сосредоточенность вернулись к нему. Правда, почти сразу же разум стал снова увязать в странном психоделическом омуте. И, слава богу, что Кропечь интуитивно сообразил, что страстные пощечины все же способны помочь координатору миссии и продолжил его неустанно колошматить.