Великий камень Сардиса
Шрифт:
– Это он и есть, сэр, – сказал Сэмюэль. – Я направил на него игольчатый прожектор как раз в тот момент, когда он начинал свои дела, и у меня есть его маленькая фотография в доме. Его лицо в основном заросло бородой, но вы его узнаете.
– Что с ним стало? – спросил Клив.
– Мой свет напугал его, – сказал он, – и ветер унес его в лес. Я подумал, что раз вы так скоро вернетесь домой, то я больше ничего не буду делать. Вам лучше самому им заняться.
– Очень хорошо, – сказал Клив. – Я так и сделаю.
Дом Роланда Клива, небольшой, просто обставленный, но достаточно хороший для холостяцкой квартиры, стоял в полумиле от станции, а рядом с ним находились обширные здания, которые он называл своим заводом. Здесь были лаборатории, большие машинные цеха, в которых множество людей занимались
Когда иногда в минуты размышлений он чувствовал себя обязанным рассмотреть чудеса прикладного электричества и отвести им должное место в сравнении с крупной проблемой, которую он рассчитывал решить, у него возникали моменты сомнения. Но такие моменты приходили не часто. Приближался день, когда из его дома-линзы появиться великое открытие, которое поразит мир.
Во время поездки Роланда Клива в Германию его работы находились под общим руководством Сэмюэля Блока. Этот старик не был ученым человеком, не был искусным механиком, по сути, в молодости он был сапожником. Но когда Роланд Клив, примерно за пять лет до этого, поставил свои цеха возле маленькой деревни Сардис, он послал за Блоком, которого знал всю свою жизнь и который в то время был арендатором небольшой фермы, построил коттедж для него и его жены и попросил его позаботиться об этом месте. От планирования территории и надзора за ней, старый Сэмми начал присматривать за строителями и механиками, и, будучи очень проницательным человеком, он постепенно расширял сферу своей заботы, пока к настоящему времени не стал осуществлять полный надзор за всеми постройками. Он знал, что происходит в каждой из них, иногда имел представление о научной основе того или иного механизма, постепенно познакомился с работой и управлением многих приборов, время от времени он давал своему работодателю очень хорошие подсказки в отношении средств достижения цели, особенно в том, что касается выполнения чего-либо с помощью инструментов, не предназначенных для этой цели. Если бы Сэмми мог взять любую машину, сконструированную для бурения отверстий, и заткнуть ею отверстия, он считал бы, что принес пользу своему роду.
Блок был абсолютно лояльным человеком. Интересы своего работодателя он всегда ставил превыше всего. Но хотя старик понимал, иногда даже очень хорошо, но всегда в достаточной степени, чего пытается добиться изобретатель, и оценивал масштабность и часто удивительный характер его исследований, он никогда не верил ни в одно из них.
Сэмми был глубоко старомодным человеком. Он родился и вырос в те времена, когда паровой локомотив был достаточно хорош и быстр для любого разумного путешественника, и он предпочитал хорошую пару лошадей любому транспортному средству, которым управляют с помощью ручки и контролируют его скорость с помощью регулятора. Роланд Клив мог придумывать любые чудесные приспособления, какие ему заблагорассудится, и делать с их помощью всевозможные удивительные вещи, но Сэмми все равно считал, что, даже если машины будут делать все, что от них ожидается, вещи, которые они делают, в целом не стоят того, чтобы их делать.
Тем не менее, старик ни словом, ни делом не вмешивался в планы и действия своего работодателя. Напротив, он всячески помогал ему – верностью, советами, неизменной преданностью и трудолюбием, но, несмотря на все это, одним из самых твердых принципов его жизни было то, что Роланд
Прежде чем Роланд Клив уснул этой ночью, он посетил все свои мастерские, фабрики и лаборатории. Его люди были заняты во время его отсутствия под руководством различных специалистов и управляющих, и те, кто отвечал за это, считали, что все продвигалось так хорошо и быстро, как и следовало ожидать, но Роланд Клив не был доволен, хотя многие из его изобретений и машин оказались гораздо ближе к завершению, чем он ожидал. Работа, которую необходимо было выполнить в его линзовом доме, прежде чем он сможет приступить к великому делу своей жизни, была еще не закончена.
Насколько он мог судить, пройдет месяц или два, прежде чем он сможет посвятить себя работе в линзовой мастерской, мысли о которой так долго занимали его ум днем и даже во сне.
Глава III. Маргарет Рэли
После завтрака на следующее утро Роланд Клив сел на лошадь и поехал к красивому дому, стоявшему на холме в полутора милях от Сардиса. Лошади, почти вышедшие из употребления в первой трети века, теперь снова входили в моду. Многие люди теперь ценили то удовольствие, которое эти животные дарили миру с начала истории, и место которых в эстетическом смысле не могла занять ни одна неодушевленная машина. Когда Роланд Клив спрыгнул с седла у подножия широкой лестницы, дверь дома открылась, и появилась дама.
– Я увидела, что вы едете! – воскликнула она, сбегая по ступенькам навстречу ему.
Она была красивой женщиной, высокого роста и лет на пять моложе Клива. Это была миссис Маргарет Рэли, партнер Роланда Клива по работам в Сардисе и, по сути, главная владелица этого большого поместья. Она была вдовой, а ее муж был не только ученым, но и очень богатым человеком, и когда он умер, в самом начале своей карьеры, его вдова сочла своим долгом посвятить его состояние продолжению и развитию научных работ. Она знала Роланда Клива как усердного студента и труженика, как человека блестящих и оригинальных идей и как автора планов, которые, в случае успешной реализации, поставили бы его в ряд великих изобретателей мира.
Она не была ученой женщиной в строгом смысле этого слова, но у нее была самая глубокая и благодарная привязанность ко всем формам физических исследований, и в целях, на которые Роланд Клив направил свой жизненный потенциал, были своеобразность и величие, которые заставили ее объединить все свои средства и личную поддержку в работе, которую он возложил на себя.
Поэтому основная часть состояния, оставленного Гербертом Рэли, была вложена в мастерские и литейные цеха в Сардисе, а Роланд Клив и Маргарет Рэли стали партнерами и совладельцами бизнеса и предприятия.
– Я рада приветствовать вас снова, – сказала она, взяв его руку в свою. – Но мне кажется странным, что вы приехали на лошади, я бы предположила, что к этому времени вы уже пронесетесь над верхушками деревьев на воздушных коньках.
– Нет, – сказал он. – Я конечно могу изобрести такую штуку, но я предпочитаю использовать лошадь. Разве вы не помните мою кобылу? Я ездил на ней перед отъездом. Я оставил ее на попечение старого Сэмми, и он ездил на ней каждый день.
– И был рад этому, я уверена, – сказала она, – потому что я слышала, как он говорил, что больше всего на свете он ненавидит мертвые ноги. "Когда я не смогу пользоваться своими, – говорил он, – пусть меня будут возить живые". Это такое милое создание, – добавила она, пока Клив искал место, к которому можно было бы привязать животное, – что я очень хочу научиться ездить верхом!
– Женщина на лошади была бы странным зрелищем, – сказал он, и с этими словами они пошли в дом.
В то утро в библиотеке миссис Рэли состоялось долгое и несколько тревожное совещание. В течение нескольких лет деньги из состояния Рэли свободно и щедро расходовались на предприятия в Сардисе, но до сих пор ничего существенного не принесли. Многое было выполнено достаточно успешно на разных стадиях, но ничего не было закончено, и теперь двум партнерам пришлось признать, что работа, которую Клив рассчитывал начать сразу после возвращения из Европы, должна быть отложена.