Великий канцлер
Шрифт:
– Я грязный, я его запачкаю, – сказал Левий, глядя в землю.
– Ну хорошо, – молвил Пилат и, помолчав, добавил: – Сейчас тебе дадут поесть.
– Я не хочу есть, – ответил Левий.
– Зачем же лгать? – спросил Пилат тихо. – Ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо. Не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя.
– Солдаты взяли его, когда вводили сюда, – ответил Левий и обнаружил беспокойство. – Мне его надо вернуть хозяину, я его украл.
– Зачем?
– Нужно
– Марк! – позвал прокуратор, и кентурион вступил под колонны.
– Нож его покажите мне.
Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлебный нож и, подав его прокуратору, ушёл.
– Его вернуть надо, – неприязненно повторил Левий, не глядя на прокуратора.
– Где взял его?
– В хлебной лавке у ворот. Жену хозяина Лией зовут.
Пилат утвердительно кивнул головой и сказал, накладывая руку на лезвие ножа:
– Относительно этого будь спокоен. Нож будет в лавке тотчас же. Теперь второе: покажи хартию, которую ты носишь с собою и в которой записаны слова Иешуа.
Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что лицо его обезобразилось.
– Всё хотите отнять? И последнее? – спросил он.
– Я не сказал тебе – отдай, – сказал Пилат, – я сказал – покажи.
Левий порылся за пазухой и вытащил свиток пергамента.
Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать чернильные знаки.
Это продолжалось довольно долго.
Пилат, с трудом разбираясь в корявых знаках, иногда склонялся к пергаменту, морщась, читал написанное рукою бывшего сборщика податей.
Он быстро понял, что записанное представляет несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и обрывки стихов.
Пилат обратился к концу записанного, увидел и разобрал слова:
«Смерти нет…» – поморщился, пошёл в самый конец и прочитал слова:
«…чистую реку воды жизни…», несколько далее… «кристалл». {252}
Это было последним словом. Пилат свернул пергамент, протянул его Левию со словом:
– Возьми. – Потом, помолчав, заговорил: – Ты книжный человек, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без пристанища. У меня в Кесарии есть библиотека. Я могу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыт и одет.
Левий встал и сказал:
– Нет, я не хочу.
Пилат спросил:
– Почему? – И сам ответил: – Я тебе неприятен, и ты меня боишься.
Опять улыбка исказила лицо Левия, и он сказал:
– Нет, потому что ты будешь меня бояться. {253}
Пилат побледнел, но сдержал себя и сказал:
– Возьми денег.
Левий отрицательно покачал головой. Тогда прокуратор заговорил так:
– Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я
Левий вспыхнувшими глазами посмотрел на Пилата, а тот на коптящие огни.
– Чего-нибудь возьми, – монотонно сказал Пилат, – перед тем как уйти.
Левий молчал.
– Куда пойдёшь? – спросил Пилат.
Левий оживился, подошёл к столу и, наклонившись к уху Пилата, испытывая наслаждение, прошептал:
– Ты, игемон, знай, что я зарежу человека… Хватай меня сейчас… Казни… Зарежу.
– Меня? – спросил Пилат, глядя на язычок огня. Левий подумал и ответил тихо:
– Иуду из Кериафа.
Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, усмехнувшись, ответил:
– Не трудись. Иуду этой ночью зарезали уже. Не беспокой себя.
Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул:
– Кто это сделал?
– Не будь ревнив, – скалясь ответил Пилат и потёр руки, – ты один, один ученик у него! {254} Не беспокой себя.
– Кто это сделал? – шёпотом спросил клинобородый Левий, наклоняясь к столу.
Пилат приблизил губы к грязному уху Левия и шепнул:
– Я…
Левий открыл рот, дико поглядел на прокуратора, а тот сказал тихо:
– Возьми чего-нибудь.
Левий подумал, смягчился и попросил:
– Дай кусочек чистого пергамента.
Прошёл час. Левия не было во дворце. Дворец молчал, и тишину ночи, идущей к утру, нарушал только тихий хруст шагов часовых в саду. Луна становилась белой, с края неба с другой стороны было видно беловатое пятнышко утренней звезды.
Светильники погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щёку, он спал, дышал беззвучно. В ногах лежал Банга, спал.
Стрельба в квартире
Когда Маргарита прочитала последние слова романа «…пятый прокуратор Иудеи…» и «…конец…», наступало утро. Слышно было, как во дворе на ветвях ветлы и двух лип вели беспокойный, быстрый разговор неунывающие никогда воробьи.
Маргарита поднялась, потянулась и теперь только ощутила, как изломано её тело, как хочет она спать. Интересно отметить, что душевное хозяйство Маргариты находилось в полном порядке. Мысли её не были в разброде, её совершенно не потрясало то, что она провела ночь сверхъестественно, что видела бал у сатаны, что чудом вернулся мастер к ней, что возник из пепла роман её любовника, что был изгнан поганец и ябедник Алоизий Могарыч и мастер получил возможность вернуться в свой подвал. Словом, знакомство с Воландом не нанесло ей никакого психического ущерба. Всё было так, как будто так и должно быть.