Великий канцлер
Шрифт:
В уборной толкалось много народу; был маленький помощник режиссёра в кургузом пиджачке, чревовещательница, пришедшая под тем предлогом, что ей нужно взять пудру, курьер и ещё кто-то.
Римский с большим принуждением пожал руку магу, а длинный и развязный и сам поздоровался с Римским, отрекомендовавшись так: «ихний помощник».
Римский очень принуждённо осведомился у артиста о том, где его аппаратура, и получил глухой ответ сквозь маску:
– Мы работаем без аппаратуры…
– Наша аппаратура, товарищ драгоценный, – ввязался тут же клетчатый помощник, –
Кругом ахнули, и заглядывавший в дверь портной крякнул.
Тут затрещал последний сигнал, и под треск этот кот отмочил штуку, которая была почище номера с часами. Именно он прыгнул на подзеркальный стол, лапой снял пробку с графина, налил воды в стакан и выпил её, после чего пробку водрузил на место. Тут даже никто не ахнул, а только рты раскрыли, и в дверях кто-то шепнул:
– Ай! Класс!
Через минуту шары в зале погасли, загорелись зелёные надписи «выход», и в освещённой щели голубой завесы предстал толстый, весёлый, как дитя, человек в помятом фраке и несвежем белье. Видно было, что публика в партере, узнав в вышедшем известного конферансье Чембукчи, нахмурилась.
– Итак, граждане, – заговорил Чембукчи, улыбаясь, – сейчас перед вами выступит знаменитый иностранный маг герр Воланд. Ну, мы-то с вами понимаем, – хитро подмигнув публике, продолжал Чембукчи, – что никакой белой магии на самом деле в природе не существует. Просто мосье Воланд в высокой степени владеет техникой фокуса. Ну, а тут двух мнений быть не может! Мы все, начиная от любого уважаемого посетителя галёрки и вплоть до почтеннейшего Аркадия Аполлоновича, – и здесь Чембукчи послал ручкой привет в ложу, где сидел с тремя дамами заведующий акустикой московских капитальных театров Аркадий Аполлонович Семплеяров, – все, как один, за овладение техникой и против всякой магии! Итак, попросим мистера Воланда!
Произнеся всю эту ахинею, Чембукчи отступил на шаг, сцепил обе ладони и стал махать ими в прорез занавеса, каковой и разошёлся в обе стороны. Публике выход Воланда с его помощниками очень понравился. Замаскированного великана, клетчатого помощника и кота встретили аплодисментами.
Коровьев раскланялся с публикой, а Воланд не шевельнулся.
– Кресло мне, – негромко сказал Воланд, и в ту же минуту неизвестно кем и каким образом на сцене появилось кресло.
Слышно было, как вздохнула публика, а затем наступила тишина.
Дальнейшее поведение артистов поразило публику ещё более, чем появление кресла из воздуха.
Развалившись на полинявшей подушке, знаменитый артист не спешил ничего показывать, а оглядывал публику, машинально покручивая ухо чёрного кота, приютившегося на ручке кресла. Наконец послышались слова Воланда:
– Скажи мне, рыцарь, – очень негромко осведомился он у клетчатого гаера, который стоял, развязно опершись на спинку
– Точно так, – почтительно ответил клетчатый циркач.
– Так… так… так… – загадочно протянул Воланд, – я, надо признаться, давненько не видел москвичей… Надо сказать, что внешне они сильно изменились, как и сам город… Появились эти… трамваи, автомобили…
Публика внимательно слушала, полагая, что это прелюдия к магическим фокусам.
Между кулисами мелькнуло бледное лицо Римского среди лиц артистов.
На физиономии у Чембукчи, приютившегося сбоку одного занавеса, мелькнуло выражение некоторого недоумения, и он чуть-чуть приподнял бровь. Воспользовавшись паузой, он вступил со словами:
– Иностранный артист выражает своё восхищение Москвой, которая значительно выросла в техническом отношении, а равно также и москвичами, – приятно улыбаясь, проговорил Чембукчи, профессионально потирая руки.
Тут Воланд, клоун и кот повернули головы в сторону конферансье.
– Разве я выразил восхищение? – спросил артист у клетчатого.
– Нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали, – доложил клетчатый помощник.
– Так… что же он говорит?
– А он просто соврал, – звучно сказал клетчатый и, повернувшись к Чембукчи, прибавил:
– Поздравляю вас, соврамши!
На галерее рассмеялись, а Чембукчи вздрогнул и выпучил глаза.
– Но меня, конечно, не столько интересуют эти автобусы, телефоны и… прочая…
– Мерзость! – подсказал клетчатый угодливо.
– Совершенно верно, благодарю, – отозвался артист, – сколько более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне, э?
– Важнейший вопрос, мессир, – озабоченно отозвался клетчатый.
В кулисах стали переглядываться, пожимать плечами, но, как бы отгадав тревогу за кулисами, артист сказал снисходительно:
– Ну, мы заговорились, однако, дорогой Фагот, а публика ждёт от нас чудес белой магии. Покажи им что-нибудь простенькое.
Тут зал шевельнулся, и пять тысяч глаз сосредоточились на клетчатом. А тот щёлкнул пальцами, залихватски крикнул:
– Три, четыре!..
Тотчас поймал из воздуха атласную колоду карт, стасовал её и лентой пустил через сцену.
Кот немедленно поймал колоду, в свою очередь стасовал её, соскочил с кресла, встал на задние лапы и обратно выпустил её к клетчатому. Атласная лента фыркнула, клетчатый раскрыл рот, как птенец, и всю её, карту за картой, заглотал.
Даже аплодисмента не было, настолько кот поразил публику.
– Класс! – воскликнули за кулисами.
А Фагот указал пальцем в партер и сказал:
– Колода эта таперча, уважаемые граждане, в седьмом ряду, место семнадцатое, в кармане.
В партере зашевелились, и затем какой-то гражданин, пунцовый от смущения, извлёк из кармана колоду и застенчиво тыкал ею в воздух, не зная, куда её девать.
– Пусть она останется у вас на память, гражданин Парчевский, – козлиным голосом прокричал Фагот, – вы не зря говорили вчера, что без покера жизнь в Москве несносна.