Великий князь Николай Николаевич
Шрифт:
После Русско-японской войны великий князь в 1907 г. женился на сестре жены своего брата Петра Николаевича, великой княгине Анастасии Николаевне, рожденной княжне Черногорской.
Великая княгиня воспитывалась в Петербурге, в Смольном институте, и была первым браком замужем за принцем Георгием Лейхтенбергским. Брак ее с великим князем Николаем Николаевичем явился бездетным.
В бытность свою главнокомандующим гвардии и Петербургского военного округа великий князь проживал первые годы в приобретенном им небольшом доме на Михайловской площади, рядом со зданием Дворянского собрания. Впоследствии же им был выстроен для себя более комфортабельный дом-дворец на Петербургской стороне,
В некоторых источниках можно встретить намеки, что великая княгиня Анастасия Николаевна и ее младшая сестра Милица, жена брата Николая Николаевича – великого князя Петра Николаевича, были настроены в религиозных вопросах крайне мистически и, между прочим, служили поставщиками для императорской четы разных полуграмотных старцев, монашек и «святых» лжепророков, которых на Руси вследствие народной темноты было не перечесть сколько! В числе такого рода людей ко двору попал и известный Григорий Распутин, или Новый, как его назвал наследник престола цесаревич Алексей. Слишком известна роль этого лица в ходе истории последних лет царствования императора Николая II, чтобы на нем нужно было здесь останавливаться долго!
Воспользовавшись настроением императрицы, верившей в то, что истинная русская мудрость таится только в народе и что все, что стоит между этим народом и русским царем, является вредным средостением, Распутин в напоминание своего крестьянского происхождения никогда не снимал народного по покрою костюма, хотя и ходил в шелках и дорогих шубах, равно как щеголял своей колоссальной безграмотностью и невежеством. Обладая, несомненно, особой магнетической силой, он взял на себя также роль знахаря-целителя по отношению к наследнику, отвечая тем самым нежным и тонким струнам ее материнской души.
«Пока я с вами, ничего дурного случиться не может», – обыкновенно говорил он, укрепляя тем свое положение при дворе.
В силу моей неосведомленности я не могу читателя разуверить в том, что слухи о проникновении Распутина в царский дворец через посредство жены великого князя неверны. Но все же должен, на сей раз уже с полным знанием, заявить о полном презрении великого князя Николая Николаевича к этому человеку в период войны. О приезде Распутина в Ставку во время нахождения во главе армии великого князя Николая Николаевича, разумеется, не могло быть и речи, как не могло быть речи и о влиянии его на ход военных событий.
С другой стороны, нельзя не заметить, что такие люди, как Распутин, около которых обыкновенно лепятся опасные авантюристы и малочестные дельцы, обыкновенно появляются лишь в тех кругах, в которых на них обнаруживается спрос. При дворе не он был первый, не он, вероятно, был бы и последним при ином ходе событий. Перелагать лично на них всю ответственность за происшедшие события, конечно, неправильно. В здоровой атмосфере Распутин быстро потух бы, как это видно из последующих отношений к нему Николая Николаевича, и его сила расцвела махровым цветом лишь вследствие окружавшей его в стенах царского дворца больной атмосферы.
Главный ужас распутинского времени был в том, что он оказался не в одиночестве. Его весьма быстро захватили в тесное кольцо разного рода авантюристы, влиянием которых и расшатывался авторитет центральной власти, венчавшийся русским монархом.
Люди искренние и независимые сами отходили от власти, на место же их приходили льстецы и угодники, потакавшие ошибкам императора и не желавшие своевременно открыть ему глаза на происходившее кругом.
Великий князь был большим любителем всякого рода построек, и в этом отношении он унаследовал страсть своего деда императора Николая I. Он сам прекрасно комбинировал и вычерчивал схемы деревенских хозяйственных сооружений, которые и осуществлялись им в его подгородном имении Беззаботном. Это Беззаботное лежало под Петербургом, между Стрельной и Красным Селом, в 8—10 верстах к югу от Стрельны. В нем было земли всего лишь около 240 десятин; для жизни был выстроен обыкновенный деревянный небольшой дом, но дополнительных затей было много. Великий князь Николай Николаевич страстно любил животных,
В Беззаботном главной отраслью хозяйства было разведение какой-то особой породы серых коз, дававших вкусное, легкоусвояемое и особо питательное молоко. Этот вид молочного хозяйства был у него поставлен образцово. Я помню, с каким увлечением и искренней гордостью великий князь рассказывал нам в Ставке в минуты отдыха о способах промывки посуды, отнимавшей у козьего молока особый присущий ему неприятный привкус. Виден был сразу тонкий и много читавший сельский хозяин. Очевидно, что весь удой был нарасхват, разбирался на месте; все же высококультурное хозяйство в конечном счете, кроме убытка, ничего не давало. Но его ведение служило источником наслаждения для его хозяина; в него он вкладывал, как это ни странно звучит, свою нежную душу. Разумеется, что теперь это имение, как водится, разграблено начисто.
Козам Беззаботного и мое «спасибо», а их хозяину, великому князю Николаю Николаевичу, – глубокая душевная признательность за тонкое ко мне в прошлом внимание и деликатную обо мне заботу. Занимая должность генерал-квартирмейстера в Ставке, я зимой 1914/15 г. заболел на почве переутомления нервной экземой левой руки. Болезнь была очень упорной и мучительной при перегруженности работой. Кроме всякого рода медицинских средств мне прописана была строжайшая молочная диета, и я не мог отказаться от настойчивого почти требования великого князя перейти на молочное довольство ему принадлежавших коз Беззаботного. Ежедневно с пассажирским поездом мне доставлялась оттуда суточная порция бесподобного свежего козьего молока, пользование которым, конечно, ускорило мое выздоровление. Но независимо от этого я успел убедиться на самом себе в том, как великий князь мог быть тонко внимателен и заботлив к людям, которые его окружали и работали вместе с ним. С бесконечной благодарностью я вспоминаю об этом трогательном эпизоде, оставившем во мне неизменную память с необыкновенно душевном и заботливом человеке, каким по существу был великий князь Николай Николаевич.
Другое имение великого князя Першино находилось в Тульской губернии. Вначале оно состояло также из небольшого количества десятин, затем кое-что было прикуплено, но в общем по размерам это имение всегда оставалось имением среднего русского помещика. В нем имелся небольшой дом и рядом несколько флигелей, в которых останавливались гости и жили служащие имения. В этом своем имении великий князь бывал только осенью, после лагерных сборов и маневров, отдаваясь в нем своей страсти к псовым охотам. Жил он там вполне скромно, ничем не выделяясь из круга помещиков среднего достатка. Собирались у него для участия в охоте только его близкие знакомые – не великосветские гости, а просто соседи-помещики и приятели-офицеры, с которыми хозяина ближе сводили случай или судьба. Для охоты арендовались дополнительные места и содержалась свора борзых. Этими борзыми великий князь охотно снабжал от себя и кавалерийские полки, с возмещением лишь стоимости провоза собак и провожатых.
Великий князь Николай Николаевич был не только страстным любителем охоты с борзыми, так отвечавшей его пылкой и стремительной натуре. Он был также отличный стрелок и любил ружейную охоту. Ввиду его страсти к охоте он всегда приглашался на царские охоты в Беловеж и Скверневицы, что особенно сблизило его с Польским краем.
Я хорошо помню в его петербургском кабинете на стене над столом изумительную по размерам пару рогов огромного оленя, убитого на одной из охот двумя последовательными выстрелами, произведенными им и, кажется, князем Кочубеем. Первым выстрелом Кочубея зверь был ранен, но продолжал уходить; его догнал второй выстрел великого князя, которым зверь и был убит наповал. По обоюдному согласию голова лося с его рогами стала собственностью Кочубея; последний же, в свою очередь, подарил великому князю на память дубликат из какой-то искусственной массы.