Великий князь Николай Николаевич
Шрифт:
Наступала осень 1905 г. Внутреннее положение становилось донельзя напряженным. В войне с Японией одна неудача следовала за другой: Лаоян, Шахэ, сдача Порт-Артура, Мукден – таковы печально звучавшие имена сухопутных поражений. Наконец, на море – трагическая Цусима. Всем было ясно, что маленькая Япония победила русского великана. Спешно открылись в Портсмуте морально тяжелые для России мирные переговоры.
Хотя в русско-японской распре приняла участие едва третья часть русских вооруженных сил, тем не менее война эта внесла полное расстройство в организацию всей армии. Это обстоятельство явилось результатом неправильной системы комплектования маньчжурских армий, для которых из войсковых частей, оставшихся в России, бессистемно выхватывались офицеры, кадровые нижние чины и разного рода
Между тем, как я уже говорил, случаи вмешательства вооруженной силы во внутреннюю жизнь страны значительно возросли вследствие все разраставшейся революционной пропаганды. В сущности, к указанному времени вся Россия была объята волнениями; некоторые же окраины находились в открытом возмущении. Жестокое восстание разразилось в Москве. К сожалению, революционная пропаганда не ограничилась населением; она стала проникать и в казарму. Особенно неспокойно становилось во флоте; команды на берегу и на кораблях были почти полностью захвачены революционным брожением.
В начале октября стало останавливаться железнодорожное движение; забастовали телеграф, почта. В Петербурге потухло электричество и явилась угроза остановки даже водопровода… Страну охватило состояние паралича.
Рядом с безвластным правительством, авторитет которого стал неизменно падать, выросло новое учреждение – Совет рабочих депутатов, который успел в самое короткое время укрепиться и разрастись в своем значении. Его исполнительный орган по объему власти становился день ото дня все сильнее и потому опаснее для правительства.
В столь трудное время в оперативную часть Главного штаба стал все чаще захаживать для сбора различного рода справок, часто секретных, генерал Палицын, занимавший должность начальника штаба генерал-инспектора кавалерии. Занимая в то время должность начальника оперативного отделения, я вынужден был в конце концов испросить у своего начальства указаний, могу ли я удовлетворять пожелания генерала Палицына. Получив утвердительный ответ, я из него мог усмотреть, что генерал Палицын выполняет какое-то поручение, остающееся пока секретным. Я не выразил поэтому особого удивления, когда вскоре прочел в одном из высочайших приказов об учреждении должности начальника Генерального штаба, о чем много говорили тогда, и о назначении на эту должность генерала Палицына с выделением в его ведение нескольких отделений Главного штаба, ведавших вопросами оперативными, железнодорожными и топографическими. Несколько позднее в Главное управление Генерального штаба перешла также мобилизационная часть.
Здесь кстати будет сказать, что вместе с учреждением должности начальника Генерального штаба последний по примеру Германии был изъят из подчинения военному министру, и, таким образом, по вопросам, подведомственным начальнику Генерального штаба, он являлся прямым докладчиком у государя императора. Порядок этот не дал, однако, у нас в России ожидавшихся результатов, и весьма скоро начальник Генерального штаба, выделенный из состава Военного министерства, оказался совершенно оторванным от жизни и бессильным в проведении тех мер, которые казались ему необходимыми. Настоящим хозяином дела продолжал оставаться военный министр, в ведении которого оставалось распоряжение бюджетом. Вместе с тем наличие двух докладчиков по военным делам лишь излишне должно было стеснять государя, в особенности в случае разногласий между ними. По этим соображениям уже в 1908 г. Главное управление Генерального штаба было вновь введено в состав Военного министерства. Начальник Генерального штаба был подчинен военному министру, и за ним было оставлено лишь право личного доклада государю в отдельных случаях в присутствии военного
Назначение на должность начальника Генерального штаба генерала Палицына, многолетнего сотрудника великого князя Николая Николаевича, ясно указывало, что в гору идет влияние последнего. И действительно, почти одновременно с новым назначением генерала Палицына был учрежден Совет государственной обороны, во главе которого оказался великий князь Николай Николаевич. Вместе с тем, спешно вызванный из деревни в Петербург, он заменил одновременно и великого князя Владимира Александровича, дядю императора Николая II, на посту главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Этот последний пост ввиду положения, создавшегося в России, в частности в Петербурге, получил к тому времени исключительную важность, так как в руки лица, находившегося во главе войск столичного округа, по существу, передавалась судьба столицы, а с нею и всей империи.
Общеизвестно, что граф Витте, недавно вернувшийся из Северной Америки, после заключения мира с Японией усиленно советовал в интересах общего успокоения даровать стране конституционные начала, во изменение никого не удовлетворившего закона о «Булыгинской» Думе, которым предусматривалось «непременное сохранение основных законов империи». Названное лицо, таким образом, являлось вдохновителем идей, положенных в основу манифеста 17 октября и новых основных законов, приуроченных к нему. И хотя установленные новые положения заключали в себе много неопределенностей, недомолвок и даже противоречий, тем не менее едва ли, однако, серьезно можно оспаривать то положение, что с утверждением их Россия должна была считаться государством, вступившим на конституционный путь.
«Никакой закон, – говорилось в одной из статей новых основных законов, – не может восприять силы без одобрения Думы».
Правда, граф Витте намечал также возможность другого пути, заключавшегося в предоставлении особо доверенному лицу диктаторских полномочий для подавления всяких попыток к установлению более свободного образа жизни. Но в прочность этого пути, как я уже говорил, сам Витте не верил.
«Казни и потоки крови, – выражался он в одной из своих записок, – только ускорят взрыв. За ними наступит дикий разгул, неизменный спутник человеческих страстей».
Конституционные идеи, проводившиеся С.Ю. Витте, вначале не встретили особого сочувствия при дворе. Они шли вразрез также интересам правящих кругов, хранивших убеждение в том, что только самодержавие есть наилучший способ управления Россией. Поэтому довольно многочисленные записки графа Витте, касавшиеся данного вопроса, подвергались неоднократной критике в разного рода высших заседаниях, в совещаниях, в состав которых даже не всегда привлекался сам автор названных записок. Наиболее горячим противником идей графа Витте явился И.Л. Горемыкин, бывший министр внутренних дел – старый государственный деятель, являвшийся, как мы увидим дальше, и в будущем верным стражем всех охранительных тенденций. И если тем не менее в 1905 г. победило либеральное течение, то этой победе, несомненно, способствовала та позиция, которую занял в данном вопросе великий князь Николай Николаевич. Призванный в это время на пост главнокомандующего войсками столичного округа, он, по-видимому, и предназначался на роль того диктатора, который в случае отказа от дарования стране конституции должен был подавить в народе «до корня» всякое стремление к установлению более современных начал жизни.
Великий князь Николай Николаевичу, однако, на себя этой роли не принял. Он твердо заявил, что лично находит уступки необходимыми, и вместе с тем предупредил, что военная диктатура вообще неосуществима вследствие недостаточности войск и полного расстройства их, явившегося в результате только что законченной войны с Японией.
Говорят, что и другое приближенное к государю лицо – Д. Трепов, рекомендовавший вначале политику «Патронов не жалеть», посоветовал царю уступки.
Эти уступки выразились в изданном манифесте 17 октября, каковым актом имелось в виду придать дарованным свободам характер лично исходивших от государя императора.