Великий князь Николай Николаевич
Шрифт:
В сущности, вся предварительная работа по пересмотру действовавших уставов производилась в штабе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии под руководством ее энергичного и сведущего начальника, и, как я сказал, уже задолго до появления новых уставов по рукам ходили литографированные листки, составленные по опыту обучения частей 2-й гвардейской кавалерийской дивизии в штабе этой дивизии. Сами же уставы, по которым начала учиться вся русская кавалерия, вышли несколько позднее, а именно в 1896 г., когда великий князь Николай Николаевич занял уже должность генерал-инспектора всей кавалерии. Это были: а) Устав кавалерийской службы (при части)
В тот же период времени стало входить в употребление решение в поле разного рода тактических задач путем маневрирования против обозначенного противника, также передвигавшегося по указаниям особого лица, получавшего соответственные указания от старшего руководителя.
Весьма скоро по восшествии на российский престол императора Николая II должность генерал-инспектора кавалерии была восстановлена, и на нее в 1895 г. назначен великий князь Николай Николаевич.
Великий князь оставался в этой должности 10 лет, и, таким образом, при его кипучей энергии личное влияние его на развитие русской конницы вылилось в совершенно исключительные формы.
Должность генерал-инспектора при наличии в России командующих войсками в округах, на которые была поделена вся территория России, с непосредственным подчинением названным лицам всех войск, находящихся на ней, несомненно, должна была представлять известные тактические трудности. Излишнее вмешательство в подбор личного состава и в порядок ведения занятий, несомненно, могло вызывать разного рода неприятные трения с командующими войсками; напротив, при уклонении от такого вмешательства генерал-инспектор не мог рассчитывать добиться в полной мере проведения своих требований, в особенности если они находились не в полном согласии со взглядами местного начальства.
Великий князь взял в этом отношении среднюю линию. В отношении занятий он предоставлял наблюдение за всем ходом их в течение зимнего периода местному начальству; его объезды поэтому начинались лишь в период эскадронных учений в кавалерии и продолжались вплоть до осени, т. е. до конца специальных кавалерийских сборов. Впоследствии же он ограничивался даже проверкой строевых и тактических занятий только в период специальных кавалерийских сборов, оставляя, впрочем, за собой право проверки в эти же периоды и тех эскадронов, которые почему-либо выделялись в ту или другую сторону. В общем, эти проверки давали ему материал для суждения о качестве всего личного состава кавалерии.
Вот как описывает один из бывших начальников кавалерийских дивизий сделанное ему однажды испытание:
«Лично моему единению с конем великий князь сделал экзамен, проскакав со мною более трех верст до того места, с которого он хотел видеть порядок дебуширования полков на военное поле по данному им указанию.
Теряю ли я при этом дыхание, он проверял, бросая по дороге те или другие вопросы, на которые я должен был отвечать. Командира корпуса мы на скачке потеряли, а командующий войсками наблюдал вообще издали, чтобы не стеснять великого князя и не принимать участия в столь быстрых передвижениях при его раненной в колено ноге».
Приведенный пример – образец экзамена только на свежесть сил и выносливость начальника. Но решение тактических задач путем маневра двухстороннего или против обозначенного противника давало материал для суждения и о более серьезных внутренних достоинствах испытуемого
Получавшиеся данные о начальниках по окончании объезда суммировались и служили материалом для их служебных аттестаций.
Во время производства смотров чаще всего и проявлялась та горячность великого князя, о случаях которой ходило столько легендарных рассказов. Не отрицая таковых случаев, я все же должен привести в извинение их, во-первых, слишком большую косность и неподготовленность некоторых начальников того времени, во-вторых – искреннее горение в деле, вызывавшем неприятную сцену, самого великого князя, который ничего не видел, кроме самого дела, и только по поводу его и горячился, и, в-третьих – столь же искреннее раскаяние и стремление загладить свою крикливую выходку каким-либо примиряющим словом или жестом.
«Неужели я опять накричал?» – спрашивал он сопровождавших его лиц.
«Черт возьми, – сердился он на себя, узнав о своей новой вспышке несдержанности. – Надо как-нибудь исправить дело!»
И за общим завтраком или обедом, который давали в его честь или который от его имени гостеприимно предлагался офицерству, он неизменно спешил загладить свою вину, иногда даже прямым извинением.
Надо при этом заметить, что разнос учинялся всегда в поле, где повышенный голос являлся часто необходимостью, и что у великого князя сам тембр голоса и манера чеканить слова производили всегда несколько резкое впечатление, усугублявшееся нервной жестикуляцией его длинных и тонких рук. Бывали, впрочем, и такие начальники, которые обидами на резкость великого князя стремились прикрыть свой уход со службы, объясняемый попросту полным их ничтожеством и несоответствием занимаемой должности.
Во всяком случае, я должен сказать, что великий князь в этом смысле усиленно работал над собою и что с течением времени эта его несдержанность сглаживалась все больше и больше. За весь период пребывания великого князя в должности Верховного главнокомандующего я, видевший его ежедневно и в самой различной обстановке, был свидетелем лишь одной его вспышки. Я привожу ее ниже в главе VI полностью с той целью, чтобы читатель мог сам судить по ней, о каких качествах великого князя эта сцена больше должна говорить беспристрастному судье.
Зато как он умел захваливать в случаях положительных и особенно при разумном проявлении частной инициативы!
«Двенадцать баллов такому-то, – кричал он на все поле своим резким голосом, – за то-то и то-то!»
«Карьером к такому-то эскадрону; передать ему мое восхищение таким-то решением, – кричал он своему адъютанту. – Я не могу подать сигнал благодарности, так как на него ответит весь маневрирующий отряд». И громкое «рады стараться» несется издали в ответ на посланное приветствие через несколько секунд головоломной скачки адъютанта, передававшего благодарность.
«Чудо-богатыри», «сверхбогатыри» – все это эпитеты, которыми он, Верховный главнокомандующий русской армией, неизменно награждал войсковые части, ожидавшие признания им своей доблести!
Но начальствующих лиц надо было в годы мира не только проверять, но и учить. И вот с этой целью с 1897 г. по почину инспекции кавалерии начались полевые поездки со старшими кавалерийскими начальниками, кандидатами на командиров полков, бригад и начальников дивизий. Впоследствии для этого рода занятий было выработано особое положение и эти поездки приобрели систематический характер.