Великий князь
Шрифт:
– Долгие лета государю-наследнику!..
– И вам долгих лет и доброго здравия. Михаил Иванович.
Первый по знатности и влиянию из присутствующих князей польщено улыбнулся при виде того, как старший царевич поздоровался с ним легким поклоном.
– Петр Михайлович.
Князь Щенятев, отличный воевода и (увы!) большой любитель поместничать, степенно ответил на уважительное наклонение головы.
– Андрей Михайлович.
Князь Курбский был доволен жизнью и службой - а в особенности размером добычи, которую он взял в недавнем рейде по степным кочевьям.
– Иван Михайлович.
– Даниил Федорович.
Окольничий и думной дворянин Адашев уже давно (больше года назад) узнал от сына, кому он обязан сохранением имения и самой жизни - и не уставал выказывать верность и благодарность. Кстати, окольничий тоже неплохо погулял по Крымской стороне. Правда воинов ему выделили меньше, чем Курбскому... Зато у князя не было веселой компании в виде известного атамана Михаила Черкашенина и трех тысяч донских казаков.
– В этой грамотке те из помещиков и бояр, кто перенял и пленил знатных степняков, своей рукой прописали желаемый выкуп.
Передав потрепанный листок пергамента Щенятеву, Дмитрий продолжил:
– Сим объявляю, что беру этот ясырь себе. Взамен же даю слово, что желаемое победителями будет ими получено.
После малой паузы он упредил самый главный вопрос родовитого собрания:
– Великий государь мне это дозволил.
Сомневаться в праве наследника распорядиться по своему усмотрению толикой царской казны, князья не стали. И не от большой веры или там глубокого уважения, совсем нет. Просто царевич Димитрий Иоаннович уже всем доказал (и в первую очередь своему владетельному отцу), что мыслит и поступает как взрослый муж - и тот же казначей давно уже не бегал к великому князю Московскому за подтверждением каждого распоряжения его первенца касательно выдачи хранимого в глубоких подвалах злата-серебра.
– Ну что же. Свидетельствуем, братие?..
Родовитое собрание противиться этому предложению не стало, в порядке знатности и занимаемой должности выразив свою полную и безоговорочную поддержку царевичевому желанию. Да и было бы чему возражать - не из их же карманов серебро вынимали?.. А на следующий день эта история получила свое продолжение: степных "гостей" начали по одному водить в большой шелковый шатер цвета лазури, откуда они возвращались веселые и изрядно пьяные. Вроде бы их чем-то угощали, о чем-то расспрашивали... Но какие были яства на достархане и о чем был разговор, никто так толком вспомнить и не смог. Зато в памяти четко засели две красавицы, одна из которых прислуживала урусскому царевичу - ай хороша была дева, чьи волосы были как огонь! А вторая просто сидела рядом, и волосы ее были на диво седы, словно у беззубой старухи. Зато в темно-зеленых глазах была ТАКАЯ ненависть! Брр!..
– Бегом, тати ногайские. Я сказал - бегом!..
Сш-шлеп!!!
Увы, похмелье вышло тяжким, ибо вместо утренней кормежки их погнали за пределы воинского стана. Не дав совершить утренний намаз, подгоняя ударами нагаек и не отвечая ни на один вопрос - и остановив встревожившуюся толпу напротив одиноко торчащего из земли кола. Весьма характерно измазанного потеками застывшей крови и нутряного жира...
– Молчать!
– Кто из вас хочет на волю?
Знатные ногаи переглянулись, тихо посовещались и вытолкнули вперед молодого имельдеши Канамата.
– Клянись, что до первого снега привезешь в Москву назначенный тебе выкуп.
Предводитель небольшого степного рода неуверенно покосился на товарищей по нелегкому людоловскому ремеслу и негромко буркнул что-то согласное.
– Громче.
– Клянусь!
– Скрепляю клятву твою.
В ответ ногайский князек побледнел, посинел, и едва не упал оземь. Но ничего, выдержал - и изрядно проникся данным словом.
– Кто следующий?
Увидев, что степной ясырь за свободой не торопится, юный правитель пожал плечами и глянул на сотника своей стражи. Разумеется, тот не подвел:
– Этого давай.
Когда из толпы ясыря вытащили еще одного имельдеши, остальные молчали. Но стоило только одной паре чернодоспешных воинов начать распарывать на нем штаны, а другой притащить целую связку новеньких, добротно ошкуренных и хорошо заостренных колов со скругленным наконечником...
– Клянусь!
– Скрепляю клятву твою.
– Клянусь!..
В общем, все пленники резко передумали.
– Теперь поговорим о выкупе. За вашу свободу я хочу всех православных, что томятся у вас в неволе - и даже тех из них, кого силой заставили перейти в басурманскую веру. За вашу жизнь вы отдадите мне половину всего, чем владеете. Если же будет желание выкупить своих нукеров, то за каждого приведете в Москву трех русских полоняников - или заплатите три полновесных цехина.
Тишина установилась такая, что было прекрасно слышно, как один из мурз сдавленно фыркнул, поражаясь наивной глупости урусского царевича.
– Крайний срок вам указан. А ежели кто в него не уложится, или вздумает приуменьшить свое имение и казну...
Встав со стульца, четырнадцатилетний наследник трона мягко улыбнулся:
– Муки этого глупца послужат достойным примером для остальных.
Оставив верного сотника Петра Лукича организовывать проводы степных людоловов в родные края (вернее даже сопровождение, что бы русские дозоры их не прибили), Дмитрий с чувством хорошо выполненной работы направился на встречу с боярином Канышевым. Самое оно по утреннему холодку позвенеть сабелькой, помахать рогатиной и перначом... Или, как в прошлый раз - терзать остроклювыми стрелами ни в чем не повинный столб.
– Долгие лета государю-наследнику!!!
Вид у царского гонца и двух его охранителей был такой, будто за ними от самой Москвы волки гнались - поэтому совсем не удивительно, что рядом с кольцом постельничей стражи и спешившимся посланником великого государя быстро объявились начальствующие мужи порубежного войска. К счастью, не полным составом - иные воеводы любили сладко поесть и долго поспать.
– Никак тревожные вести, Димитрий Иванович?..
Сунув небольшое послание обратно в кожаный чехол, четырнадцатилетний "практикант" царских кровей успокоил своего князя-наставника и стоящего позади него грузного Щенятева: