Великий князь
Шрифт:
– Обвинена в волховстве и гадании на костях человеческих, а тако же изобличена как еретичка, в бога неверующая. Разрешением великого государя, царя и великого князя Иоанна Васильевича всея Руси, и по слову архиепископа новгородского Пимена - ее в январе при всем честном народе под лед и спустили.
Глянув на первенца того самого великого князя, стряпчий незнамо зачем добавил:
– Говорят, книги у нее бесовские нашли. Свидетели были, что травница та чернокнижием и ведьмовством занималась, порчу наводила. Она, говорят, не сильно и запиралась, когда...
Сквозь неплотно прикрытую створку послышался
– Оголодал!..
Всадив дамасковый клинок в копченую курицу (и едва не пришпилив ее к столу вместе с серебряным блюдом), разгоряченный любовными утехами Иван победно вздел кинжал вверх - что бы тут же нанизать на острие парочку румяных медовых лепешек. Развернулся, непринужденно утянул с полки последний запечатанный кувшинчик с бургундским - после чего и исчез, сверкнув напоследок свежими царапинами на спине и поджарых ягодицах.
– Ступай себе с Богом.
Оставшись в одиночестве, Дмитрий долго глядел в никуда разом постаревшими глазами. Звонко щелкнула пивная кружка, разделившись из-за трещины на две неравные половинки; резко почернело дерево стульца; ближний край стола начал потихонечку темнеть и растрескиваться...
– Что б ты сдох, Пимен!..
Закрыв глаза и с трудом успокоившись, государь Московский и всея Руси нацедил себе пива в серебряный ковшик. Странно-шаркающими шагами зашел в парную, выплеснул хмельной напиток на каменку - и равнодушно переждав слабенькую волну раскаленного воздуха, улегся на верхнюю полку. Закрыл глаза, отворачиваясь к стенке, и беззвучно прошептал напоследок:
– Проклятые фанатики...
Пятого марта года семь тысяч семьдесят седьмого от сотворения Мира , понеслась-покатилась по городам и селам Северо-Восточной Руси печальная весть - о том, что покинул земную юдоль бывший архипастырь Макарий. Отошел он в малой келии Пафнутьевского монастыря - того самого, где когда-то отринул мирское и принял пострижение. Весна, начавшаяся с такой потери... Разве может она быть хорошей? Так и оказалось. Последний снег сошел с полей только в середине мая, а потом зарядили холодные дожди, сгноившие семенное зерно прямо в пашнях. Озимые почти у всех вымерзли, а яровые?.. Ну, кое-где урожай обещался быть вполне пристойным - но прокормиться с него целой державе было делом просто-таки немыслимым.
– Помимо того отпущено устроителям Засечной черты хлебным жалованием без малого восемь тысяч даточных четей ржи, да в треть того - пшеницы. Что же касаемо людишек черносошных, что по уговору да ряду дороги мостят меж городами, то им к началу июля для кормления отпущено...
– Я услышал достаточно. За усердие хвалю!
Князь Скопин-Шуйский, зачитывающий с длинного свитка месячный отчет о тратах зерна из государственной Хлебной казны, тут же поклонился и сел на свое место - а вместо него укоренился на ногах князь Бельский. Звучно кашлянул, ударил своим посохом головы Боярской Думы о каменный пол - и тотчас в Грановитую палату занесли семь больших серебряных блюд, накрытых кусками нарочито-грубой дерюги.
– Пришел обоз с Камня, с добрыми вестями и разными богатствами. И теперь надлежит нам помыслить, как прибыток сей обернуть...
Говорил со своего трона великий князь Иоанн Васильевич, да только мало его кто слышал и слушал - потому что с первыми словами служки убрали с блюд ткань. На первом была россыпь золотого песка с частыми вкраплениями мелких самородков. Второе занимал ворох мехов - соболиных, куньих, бобровых и лис-чернобурок. На третьем, самом большом, в обычных деревянных чашах переливались на свету самоцветные каменья: изумруды соседствовали с аметистами и турмалином, а рубины и топазы затеняли своей красотой горный хрусталь, уступая в оной только трехцветным бериллам. Поистине, завораживающее зрелище! После такого темные слитки меди и небольшая железная крица на четвертом подносе смотрелись откровенно жалко. Пятое блюдо порадовало увесистым куском малахита. На шестом лежали бруски серебра - седьмое же, самое маленькое, до самых краев было усыпано крупными кристаллами соли.
– А посему жду от вас, думные мужи, совета дельного и мудрого!..
Боярская Дума на это только многозначительно молчала, старательно "переваривая" тот факт, что неясные слухи превратились в самую настоящую реальность. Которую можно было не только обсудить, но и попробовать на зуб, или пощупать руками. Про меха сразу было понятно, для того и двигались за Урал и в Сибирь. Соль тоже ожидали, на медную и железную руду твердо надеялись, самородному золоту радовались... Нет, ну надо же - самоцветные каменья и серебро!?!
– Кхм!
Намекающе кашлянув и оглядевшись по сторонам (но так и не увидев желающего выступить первым), Иван Бельский вздохнул и поднялся, опираясь на свой посох.
– Я думаю так, великий государь...
К сожалению, речь князя-мыслителя оборвалась в самом начале. Причем не просто так, а по вине постельничего дьяка Бориски Годунова, торопливым шагом подлетевшего к царю. Повелитель Московии (которую в европейских землях повсеместно начинали именовать Русским царством) милостиво склонил свой слух к верному слуге - тут же потемнев лицом и махнув страже.