Великий магистр
Шрифт:
Карина кормила из бутылочки ребёнка, Регина баюкала своего младшего, то и дело подзывая к себе старших детей, норовивших забиться в дальний угол убежища — как клуша своих цыплят. В убежище собрались в основном небоеспособные обитатели замка: мамаши с детьми, молодые девушки, подростки. Удобнее всех была устроена Вика — на надувной кровати, остальные довольствовались стульями и скамейками.
И в этом курятнике мне приходилось торчать, несмотря на то, что я была вполне боеспособной. А может, плюнуть на всё и пойти в бой? Схлестнуться с людишками, которые обрекли
Я обдумывала эту идею, когда Вика вдруг громко застонала, схватившись за живот. Так, ещё родов тут не хватало. Опытные мамаши сразу насторожились:
— Что? Схватки?
— Не знаю… — Вика, морщась, пыталась улечься удобнее. — Может, ложная тревога… Рано ещё, полтора месяца до срока…
На несколько минут она вроде успокоилась, но потом снова застонала — ещё громче.
— Ой-ой-ой, мамочки!..
Карина, встав, подошла ко мне:
— Так… Ну-ка, подержи, пожалуйста.
Я машинально взяла у неё ребёнка, не сводя взгляда с испуганного лица Вики. Карина извлекла из-под стула серебристый чемоданчик, достала оттуда флакончик с резко пахнущей жидкостью и протёрла ею руки до локтей, обсушила салфеткой и надела перчатки.
Через пять минут Вика лежала с раздвинутыми ногами и стонала, а Карина, как готовый ловить мяч голкипер, примостилась перед ней.
Ребёнок кряхтел и похныкивал у меня на руках, и я, успокаивая его, покачивалась из стороны в сторону. Уже шёл второй час мучений: убежище превратилось в родильный зал, опытные мамаши давали Вике советы, как дышать, как тужиться, а она кричала всё громче.
Господи, ну когда же всё это кончится?..
Да, теперь я понимала мужчин, которые брякаются в обморок, присутствуя при родах. Меня саму уже начало потряхивать. Ужас… Когда же ребёнок выберется из Вики?
Убежище было наполнено криками, и напряжение звенело в воздухе. У всех болели похолодевшие спины, а у меня затекли руки, держа ребёнка; самой спокойной и деловитой была Карина, и все слушались её беспрекословно, бегая по поручениям. Вода, полотенца, ширма — всё приносилось по одному кивку её изящной темноволосой головки. Кровать с роженицей отгородили ширмой, но мне с моего места было видно почти всё. Впрочем, я старалась смотреть пореже…
Нет, я не выдержу, я сейчас сползу на пол. Но ребёнок! Куда я его дену? Карина доверила его мне… Вот наказание… А там, за ширмой, похоже, что-то шло не так.
— Положение плода неправильное, попытаюсь исправить, — сказала Карина.
Она забралась рукой прямо ТУДА… Нет, на это лучше не смотреть.
Дикий крик Вики надорвал всем перепонки.
— Всё, всё, — успокаивал голос Карины. — Всё хорошо, теперь всё правильно. Продолжаем…
Уфф… Я просто вся окаменела от напряжения. И не одна я. Господи, ну пусть всё это побыстрее кончится!..
На двенадцатом часу этого кошмара раздался писклявый крик. Нет, это уже не Вика… Кто же? Неужели? Неужели всё?!
— А вот и мы, — сказала Карина с улыбкой в голосе. — Вика, поздравляю с дочкой.
Всё…
Перед глазами всё затянулось мутной дымкой. Нет, только не падать, я же уроню малыша! Упираясь обеими ногами в пол и прижимая к себе ребёнка, я изо всех сил держалась в вертикальном положении. На лице расползалась улыбка. А что же я всю дорогу не выпускала кроху из рук? Можно было б, конечно, на стул положить… Даже в голову не пришло. Ну да ладно…
17.6. Великая Пятница
Даже у достойных, наверно, есть предел…
Бой не прекращался третьи сутки. Атака за атакой, и людей не становилось меньше. Без отдыха, без пищи, на пределе возможностей мы защищали замок, но людям удалось пробить ворота, и нам пришлось выйти за стены, чтобы не допустить противника внутрь.
Моё видение стало явью. Горящая земля, смерть и кровь, красные кусочки обожжённой глины.
Никита, лежащий на этой обожжённой земле с вывернутыми наружу кишками.
Нет, это не он, это просто поразительно похожий на него парень, совсем пацан… Человек. Страдание в его глазах. Он не хотел умирать. У него мама… Младший брат. Девушка в белой юбке… Маленькая жизнь, зародившаяся в её чреве. Кого малыш назовёт папой?..
Я опустилась возле парня на колени и заправила вывалившиеся кишки внутрь, приложила сверху руки и закрыла глаза.
И в поясницу мне ворвался ад.
Солдатик, решивший, что я убиваю этого парня, стоял с победным видом. Это он всадил мне пулю в спину. Мои руки всё ещё лежали на ране, силы вытекали из меня, процесс исцеления шёл… Если я оторвусь, парень умрёт. И у малыша не будет папы.
Ещё одна пуля — в лопатку. Третья — в бедро. Я отключаю боль, её нет. Нельзя отрывать рук, нельзя тратить силы на удар невидимой волной, ничего нельзя. А солдатик выхватил у меня мой меч. Взмах…
Парень жив? Да, он жив. Рана исцелена, у малыша будет папа. Я вижу всё поле боя сверху, не чувствуя тела, вижу Каспара — он летит ко мне, крича. Выстреливший в меня солдат уже лежит на земле, а исцелённый мной отползает.
Рядом Леледа, она обвивает меня, переплетаясь со мной. А из груди обезглавленного тела с ослепительным золотым сиянием вылетает жук. Он вьётся и кружится, танцует в воздухе, а к нему уже летят кошачьи глаза. Огромная чёрная кошка с седым ухом материализуется из ниоткуда, прыжок — и жук исчезает в её пасти.
Каспар стоит на коленях над телом. Подбирает голову, гладит её лоб, пропускает между пальцами седую прядь волос, и по его лицу струятся слёзы. Стиснув зубы, он рычит… БОЛЬ. Боль и горе ослепляют его. Паутина стонет и кричит, и все достойные чувствуют это… А я чувствую их боль. Они устали, смертельно устали, но то, что произошло, поднимает их… Призыв Каспара, его крик по паутине, страшный клич — и они готовы… По команде все хищники вжимаются в землю, и из груди достойных рвётся их гнев и горе, распространяясь волной по всему полю. Все люди лежат, техника убита, а беззвучная волна идёт дальше — по миру…