Великий магистр
Шрифт:
— Ээ… Как бы вам объяснить. Наверно, рановато я сболтнула насчёт вируса, потому что и сама ещё до конца не представляю, как это должно выглядеть. Но будем разбираться, однозначно.
16.11. Разговор по душам
Цезарь ещё остался о чём-то поговорить с Авророй, а я спешила в центр: было много работы. В последние дни я жутко вымоталась, да и не я одна, наверное. Обнаружение вируса у достойных
Сегодня утром я получила результат анализа моей собственной крови. У меня тоже был вирус…
Я шла по сумрачному коридору замка не одна: за мной следом шагала группа мужчин. Это был Альварес со своими телохранителями. Сердце ёкнуло, неприятный холодок пробежал по коже. Они постепенно прибавляли шаг, так что через несколько секунд мне пришлось бы либо тоже ускориться, либо прижаться к стенке, чтобы их пропустить, но Альварес окликнул меня:
— Гермиона!
Я не сразу отозвалась, не оборачиваясь и продолжая идти вперёд, и он, поравнявшись со мной, сгрёб мою руку и сжал.
— Гермиона, куда вы направляетесь одна в такой поздний час?
— В центр, у меня много работы, — ответила я сухо, пытаясь высвободить руку — не грубо, но решительно.
— Без охраны? — удивился Альварес. — Время сейчас — сами знаете, какое.
Руку он мою всё-таки отпустил, как будто смутившись. Дальше мы шли молча, а в замковом дворе он, глянув в чистое, усыпанное звёздами небо, сказал:
— Оно кажется таким спокойным… Но это спокойствие обманчиво. Хоть я и не достойный, но чувствую опасность. Позвольте мне вас сопроводить до центра, Гермиона. Я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось.
— Что со мной может случиться в воздухе? — возразила я. — Кроме того, я не собираюсь лететь одна, я дождусь мужа, и он сопроводит меня.
Я остановилась посреди двора. Альварес, похоже, не намеревался отставать от меня: он встал рядом в позе футболиста во время пробивания пенальти, прикрывая сцепленными руками пах. Двор был освещён только окнами замковых покоев, сырой песок скрипел под каблуками, в воздухе пахло весной и тревогой.
— Хорошо, я подожду его с вами, — сказал Альварес. — Только чтобы убедиться, что вы летите не одна.
— Что за надобность, — хмыкнула я.
— Вам так неприятно моё общество? — спросил он, и в его тоне мне почудилась грусть.
— Просто не понимаю, какое вам до меня дело, господин Альварес, — ответила я.
Альварес помолчал, опустив глаза, потом сделал своей охране чуть заметный условный знак, и они немного отошли, обводя пустыми и цепкими взглядами стены замка и тёмное небо. Они, конечно же, слышали всё, но не слушали — вот такая иллюзия приватности.
— Гермиона, мне ничего не нужно, — проговорил Альварес тихо. — Просто хотя бы скажите: вы не ненавидите меня?
Честно признаться, меня напрягал этот разговор. Альварес был каким-то странным, выглядел неважно, но взглядом просто испепелял меня. Он не сводил с меня глаз всё совещание, так что мне то и дело становилось неловко, но там, в присутствии Авроры и всех остальных, в деловой обстановке совещания, это было легче перенести, а сейчас, один на один с ним и в окружении его охраны, я вновь чувствовала себя как в западне. Эти его вопросы… Говорить с ним по душам мне не хотелось, но в то же время я чувствовала, что его и впрямь волнует то, о чём он спросил. Выглядеть смущённым и неуверенным в себе ему было очень не к лицу, и он это чувствовал, а потому от него исходили потоки досады и злости — на себя, на меня, да и на весь мир.
— Послушайте, если вы не умерите всю злость и негатив, которым вы сейчас переполнены, мне придётся попросить вас покинуть меня, — сказала я. — С вами рядом просто невозможно находиться.
Он покусал губы, глядя по сторонам, а потом ответил глухо:
— Рад бы… Рад бы излучать свет и радость, но не могу. Это измучило меня, ничего не могу с собой поделать. Впрочем, вам это не нужно, зря я начал этот разговор. — Альварес болезненно поморщился и отвёл взгляд. — Этому нельзя помочь. Видно, так уж суждено… Простите меня.
— Я не держу на вас зла, — сказала я.
Он горько улыбнулся.
— Но я вам неприятен. И осознавать это для меня пытка. Я привязался к вам, Гермиона… Сознательно не употребляю слово «люблю», потому что вы ему не поверите и не примете его от меня. Я думаю о вас постоянно. Я знаю, я сам всё испортил… Сам во всём виноват.
— Винить некого, Мигель, — ответила я. — Просто изначально нам было не по пути.
— Это ваша паутина сказала вам об этом? — усмехнулся он. И добавил задумчиво: — Надо же… Вы назвали меня по имени.
— Ну, так и вы меня называете по имени. — Зачем я ему улыбнулась? Глядя со стороны, можно подумать, будто я с ним флиртую.
Похоже, улыбку он воспринял как разрешение снова тискать мою руку. И надо же было как раз в этот момент появиться Цезарю!
Всё кончилось так, как и должно было кончиться. Альварес с охраной деликатно удалился, а Цезарь немедленно закатил мне сцену ревности и улетел… без меня. Я осталась одна в сумрачном дворе, усталая, голодная, с вирусом в организме и с чувством невыносимой, беспредельной пустоты в душе…
Плакать хотелось, да разве слезами тут поможешь?..
На плечо мне опустилась рука.
— Ты чего тут?
Это была Аврора. Казалось, что седина в её волосах светилась сама собой — мягким серебристым светом, создавая вокруг её головы ореол… Нет, это была просто особенность ночного зрения достойных, которым я обладала. Сегодня Аврору посетило что-то новое, какое-то озарение, и оно всё ещё сияло в её глазах. Я спросила:
— Что ты подразумевала под словами «договориться с вирусом»?