Великий магистр
Шрифт:
И еще один человек искал Гуго де Пейна. Но только лишь взглядом вишневых глаз, скользящим по поверхности парка, обозреваемом с высоты башни. Анна Комнин, попрощавшись с Алансоном и отпустив служанок, стояла около окна в длинной белой далматике с расширяющимися книзу рукавами. Она готовилась отойти ко сну, расчесывая свои необычайно красивые золотистые волосы. Губы ее были чуть приоткрыты и это придавало ее лицу выражение мечтательной влюбленности. Но все, кто знал византийскую принцессу, поклялся бы, что подобного не может случиться никогда. Взгляд ее еще раз скользнул по проходившим внизу рыцарям. Она вздохнула и отвернулась от окна. Потом принцесса улыбнулась, а в сознании ее вновь зазвучал голос трувера Жарнака, преследовавший ее все последние часы. Впитавшая высокое искусство с младых лет, умеющая ценить все прекрасное, Анна, возможно, единственная из всех в этом замке понимала, насколько бесценен дар, данный небесами молодому труверу.
А сам Жан Жарнак, утомленный бесконечными песнопениями, чувствующий хрипоту в голосе, сумел ускользнуть от своих поклонников, и вместе с другими молодыми труверами отправился по дороге, ведущей от замка графа в Труа, где они занимали несколько комнат на постоялом дворе: каков бы не был его талант, но покоев в самом замке ему никто не предоставил. До города было несколько миль и они ожидали встретить рассвет в пути. Прихватив с собой несколько бутылок вина с гусиным паштетом, молодые певцы шутили, смеялись, толкали друг друга, поздравляли Жарнака и прочили ему великое будущее. Никто из них не обращал внимания на двух монахов в куафах, смиренно следовавших за ними от самого замка. Видно, боясь отправиться в город ночью одни, монахи подождали подходящую группу и пошли следом, опираясь на тяжелые посохи.
– Первому певцу Франции Жану Жарнаку - слава!
– крикнул один из труверов, запустив в победителя надкушенное яблоко.
– Да ладно тебе, Поль!
– увернулся хрупкий Жарнак.
– Что толку, если в карманах по-прежнему пусто? Соловья баснями не кормят. А как подумаешь что нас ожидает эта клоповая гостиница!
– Где же бы ты хотел ночевать?
– засмеялся Поль.
– В постели Марии Шампанской?
– А почему бы и нет?
– подхватил другой трувер.
– Бабенка она хоть куда!
– За такие слова граф бы тебе отрезал то, чем ты всего больше гордишься.
– Другим же он не отрезает? А таких не мало, поговаривают.
– Те - его друзья. А друзьям все дозволено.
– Да замолчите вы! Монахи услышат.
– А давайте их поколотим! Чтобы не подслушивали!
– Брось, у них на уме только молитвы.
– Знаем мы, что у них на уме! Пересмеиваясь, труверы ускорили шаг, а Жан Жарнак, испытывая потребность справить малую нужду, отстал.
– Я догоню вас!
– крикнул он удаляющимся друзьям. Вдруг он почувствовал, как чья-то рука легла на его плечо, а хрипловатый голос произнес:
– Брат мой, тебя ждут.
– Эй, не мешайте, не видите - я делом занят!
– рассердился Жарнак. И в это мгновение тяжелый посох обрушился на его голову.
...Пришедший со стороны виднеющегося вдали леса рассвет, внезапно хлынул мутным, красным потоком на величественный замок и прилегающий к нему парк, высветив картину великолепия и упадка. Именно в это время к воротам подъехал молодой рыцарь в богатых доспехах с двумя оруженосцами. Судя по всем приметам это был англичанин, а геральдические знаки на щите отмечали его графское достоинство. По странному совпадению и этот человек тоже разыскивал Гуго де Пейна. Узнавший его мажордом тотчас же склонился в поклоне. Англичанину было около двадцати лет. Выглядел он еще по юношески угловато, но был строен, высок, с воспаленными от долгой езды голубыми глазами, светлыми прямыми волосами и излишне серьезным лицом, которое могло бы показаться даже суровым, если бы не небольшой рот с чуть припухлыми губами. По знаку мажордома утреннего гостя отвели в одни из лучших покоев, где он тотчас же повалился на приготовленную постель и проспал дальнейшие пятнадцать часов кряду.
А вот Фульк Анжуйский, при первых лучах восходящего солнца, все же разыскал своего воображаемого недруга. Оттолкнув герольда, он узрел выходящих из беседки четырех рыцарей и радостно закричал:
– Ага! Вот где вы прячетесь! Мне стоило трудов найти вас!
Фульк, несмотря на свои юношеские года, был крепок и здоров, как молодой бык, а шириной плеч мог потягаться с Аяксом Теламонидом.
– Что нужно этому поросенку?
– повернулся Бизоль к Гуго.
– Сейчас узнаем, - отозвался тот и учтиво спросил: - Кого вам угодно, сударь?
– Вас!
– Фульк надвинулся на него и надменно посмотрел в спокойные, холодные глаза.
– За ужином вы изволили наступить мне на носок пигаша и не извинились.
– Ну так наступите и вы мне, и мы будем квиты.
– Это не ответ, - вспыхнул Фульк.
– А какого ответа вы ждете?
– Я жду такого ответа, который соответствовал бы... ответу! Который отвечал бы...
– запутался молодой граф, а Бизоль подзадорил его:
– Ну! Ну!
– Вы хотите вызвать меня на поединок?
– спросил Гуго.
– Да!
– почти заорал Фульк.
– Согласен, - Гуго повернулся к герольдам.
– Я предлагаю провести этот поединок во время королевского турнира. Запишите вызов.
– А я хочу дополнить его следующим условием, - выдвинулся вперед Людвиг фон Зегенгейм.
– Поскольку, граф, мне очень не по душе ваш тон, но вы уже не свободны, то не соблаговолите ли вы выйти на поединок с одним из своих друзей. А я присоединюсь к де Пейну. Тогда получится хорошая встреча двое на двое.
– Прекрасная идея!
– воскликнул Фульк.
– Но она не совершенна!
– наперебой закричали Бизоль де Сент-Омер и Роже де Мондидье.
– Мы требуем, чтобы бой шел четыре на четыре! Мы тоже хотим драться!
– Чудесно!
– Фульк просто пылал от радости.
– Господа, это будет лучший поединок на всем турнире. Я обещаю вам самые острые ощущения.
– А я ничего не буду обещать, - мрачно произнес Бизоль.
– Потому что не в моих правилах дарить надежду или какие-то обещания покойникам. Прошу вас только об одном: поберегите себя до турнира.
На том и расстались.
2
Несколько часов спустя, после временного затишья, замок владетельного графа вновь стал наполняться голосами проснувшихся рыцарей и звоном лат. Забегали слуги и служанки, засуетились повара, оруженосцы отправились приводить в порядок коней своих сеньоров, чистить шишаки и панцири. Солнце поднялось к зениту и висело над головами, словно раскаленная жаровня, рассыпая красные угольки в глаза смотрящих на него. Мартовский ветерок весело играл флагами на башнях.