Великий магистр
Шрифт:
– Спутников себе вы подберете, конечно же, сами, - с каким-то облегчением продолжил аббат.
– Не сомневаюсь, что они будут храбры и верны вам. Но ни одна душа пока не должна знать, с какой миссией вы отправляетесь в Палестину. Я не требую в том с вас клятвы.
– Она не нужна. Я даю вам мое слово, - голос рыцаря прозвучал глухо, так, словно где-то вдалеке отсюда прошли раскаты грома.
– Своим спутникам вы можете сказать, что идете...
– Аббат запнулся, подыскивая окончание фразы, но рыцарь обошелся без его помощи:
– Им достаточно будет идти со мной, - произнес он.
– Иных я не позову.
– И вновь аббат посмотрел на него с каким-то изумлением.
– Хорошо, - произнес он.
– В нужное время вам сообщат, когда можно объявить о создании Ордена. Вы будете находиться под незримой защитой Клюни, - настоятель метнул короткий взгляд на монаха в капюшоне. Рыцарь равнодушно посмотрел в ту же сторону, слегка повернув голову.
– Я написал вам рекомендательные письма к иерусалимскому патриарху Адальберту и некоторым архиепископам. Хотя, - аббат впервые позволил себе улыбнуться, - этот Адальберт не слишком умен, раз не может ужиться с Бодуэном. Король уже дважды заточал его в замок. Вот эти письма.
Рыцарь принял бумаги и положил их в холщовый мешочек на поясе. Потом устремил взгляд на ярко пылавший огонь в огромном камине.
Языки пламени лизали дрова, держа их в смертельных объятьях, а где-то там, в самой глубине, за щелканьем и треском слышались страшные стоны, словно это горел человек, посылая проклятья своим губителям. Аббат тоже взглянул туда и с трудом отвел взгляд.
– Теперь о деньгах, - произнес он.
– В пути вам будут нужны многие вещи, да и в Иерусалиме на обустройство... Здесь десять тысяч солидов и столько же бизантов, - он пододвинул рыцарю два мешочка, похожие на гири весовщика.
– Нет, - глухо произнес рыцарь, отодвинув мешочки.
– Возьмите, - настоял аббат, двигая их в обратную сторону.
– Нет, - повторил рыцарь, более не прикасаясь к деньгам.
– Мы обойдемся тем, что у нас есть.
И аббат почувствовал, что дальнейший спор бесполезен. "Человек с такой силой воли опасен", - подумал почему-то он.
Пламя и какие-то нечеловеческие стоны в камине усиливались: такого наваждения не было никогда. Теперь все трое, словно сговорившись, неотрывно смотрели на огонь. Языки его извивались, как пляшущие саламандры. Было что-то непонятное, загадочное в том оцепенении, которое охватило всех троих.
– Вы вышли из священного огня веры и лишь мрак безбожия сможет уничтожить вас и ваш Орден, - пробормотал аббат.
– Орден Саламандры, - произнес монах. Это были его первые слова за все время. Голос оказался трескучим, а рыцарь и аббат, повернув к нему головы, словно только что обнаружили его присутствие. И рыцарь разглядел у него небольшую родинку под левым глазом.
– Неплохое название, - поразмыслил аббат.
– Впрочем, говорить об этом еще рано. А теперь приблизьтесь ко мне, мессир, я сообщу вам еще одно, последнее. Это настолько серьезно, что ваше ухо услышит лишь мой шепот.
Рыцарь поднялся - он оказался очень высокого роста - и вместе с аббатом отошел к окну. Мера предосторожности могла бы показаться лишней, поскольку то; о чем хотел сказать аббат, было известно и монаху-киновиту. Но все же эта предосторожность принесла пользу: в закутке коридора за каминной аббата, прижавшись к стене, стоял рябой конверс - один из многочисленных мирян, живших в монастыре. Вынув из кладки один из потаенных кирпичей, он в продолжении всего времени прислушивался к разговору. Сейчас он с досадой хлопнул себя ладонью по ноге.
Стоявшие у окна два человека выглядели несколько комично: низенький, пухлый аббат, тянувшийся на цыпочках к наклонившемуся к нему рослому, сухому в теле, рыцарю. Но то, что шептал аббат не было смешным, судя по расширившимся зрачкам в глазах рыцаря. Он словно отказывался верить в то, что ему говорили. Это продолжалось минут семь. Когда же они вернулись к столу, то в лице рыцаря произошли странные перемены: на какие-то мгновения оно постарело лет на десять и превратилось в лицо мученика. Но длилось это лишь несколько секунд, пока прежнее состояние не вернулось к нему.
– Помните, - сурово произнес аббат, - то, что вы услышали - станет двигать вас по пути подвигов. Теперь это и ваша тайна, и ваша печать. Вы сможете передать ее только в конце вашей жизни вашему преемнику.
– Да будет так!
– коротко ответил рыцарь, наклонив голову.
– А теперь - прощайте, мессир!
– Все трое поднялись.
– Желаю вам удачи, рыцарь Гуго де Пейн!
Почти одновременно и монах, и рыцарь, бросив последний взгляд на огонь в камине, двинулись к выходу. Оставшийся один аббат, пристально смотрел им вслед, словно прощаясь навсегда. Выйдя в коридор, так и не обмолвившись друг с другом ни словом, они разошлись: Гуго де Пейн повернул направо - к выходу из обители, а монах - налево по коридору. Проходя мимо закутка, монах столкнулся со спешащим навстречу маленьким, рябым конверсом. И тогда легкая, змеиная улыбка тронула губы монаха, в то время пока конверс прикладывался к его руке.
Центральная площадь в Клюни была запружена народом: миряне, торговцы, монахи, встречались и рыцари со своими оруженосцами. Февральское солнце жарко слепило глаза. Но не торговые ряды на площади привлекли сюда народ. Он толпился вокруг двух перевернутых, метрах в тридцати одна от другой, телег. Два человека стояли на них, и когда говорил один, толпа слушала его и восторженно приветствовала. Затем те же крики одобрения раздавались после речей второго. Одному оратору было лет двадцать: худой, аскетического вида, в монашеском одеянии, с неудержимым, пылающим огнем в глазах. Его соперник был старше лет на десять, в мантии магистра, такой же сухощавый, хотя и менее пылкий. И тот, и другой безукоризненно владели своей речью, за считанные минуты выстраивая на стапелях знаний быстроходные корабли истин, несущихся к умам слушателей.
Гуго де Пейн со своим оруженосцем стояли позади толпы, под сенью козырька кожевенной лавки. Отсюда было хорошо и видно, и слышно ораторов.
– Раймонд, приготовь лошадей, через час мы отправляемся, - произнес Гуго де Пейн.
– Уже готовы, я оставил их у церковной ограды, - весело отозвался оруженосец; он был юн и говорлив.
– Правда, мне не слишком понравилась хитрая рожа подмастерья, вызвавшего их сторожить. Увы! Видно все же он украдет их и нам придется идти пешком. Хотя я и пообещал отрезать ему за это уши.