Великий магистр
Шрифт:
– Вот именно, - охотно поддержал кардинал.
– Мечты!
– Мечты, исполненные Веры - исполняются. Я хочу знать имена этих людей.
– Сейчас, - поспешно сказал кардинал, доставая из сутаны свиток. Он развернул его, быстро пробежал глазами.
– Вот. Приор пишет, что он направляет в Святую Землю три группы рыцарей, три экспедиции. Во главе каждой из них - выбранный им специально для этой цели рыцарь, славящийся благочестием и уважением. Лишь эти трое посвящены в истинные цели похода в Палестину. С каждым из них аббат беседовал лично и облек их своим особым доверием. Никто из них не знаком друг с другом. Группы немногочисленны - по восемь-десять человек в каждой. Все они направляются разными маршрутами. Трех предводителей зовут... сейчас... Вот. Филипп Комбефиз. Гуго де Пейн. И Робер де Фабро. Очевидно, это не слишком знатные и богатые рыцари, поскольку их имена мне неизвестны.
– Я хочу знать их маршруты, - произнес Пасхалий.
– Их маршруты?
– и кардинал стал бешено листать свиток, думая, что папа слегка повредился в уме. Зачем ему маршруты этих троих, когда в Иерусалим ежегодно отправляются сотни подобных групп?
– Вот, нашел, - произнес он испуганно.
– Одна из групп двинется по древнеримской Эгнатиевой дороге: из Драча - через Охриду - Водену - Солунь Редесто и Селимврию. Вторая - через Венгрию - Белград - Ниш - Средец Филиппополь и Адрианополь. Для третьей выбран морской путь: на корабле из Бари - через Адриатическое море - в гавань Авлон, оттуда через Македонию и Фракию. Все три группы сойдутся в Константинополе. О дальнейшем передвижении не написано ничего.
– Если сойдутся, - пробормотал про себя папа.
– Боже мой!
– воскликнул кардинал Метц.
– Но к чему такая секретность? Не проще ли было отправить один большой отряд рыцарей, если уж приору Клюни так приспичило, выслать вперед герольдов, известить пограничные заставы и...
– Я объясню тебе, - спокойно перебил его папа.
– Большой отряд подобен медведю, ломающему в лесу деревья и созывающего охотников. Малые группы напоминают осторожную лису, крадущуюся по лесной тропе. Но одна лиса может не дойти до цели. Две - вероятно. Три - еще лучше. А четыре? Возрастает другая вероятность, что в шкуре одной из лис окажется предатель. И кроме того, вспомни, что божественная вера держится на триединстве, на Святой Троице. Нет, аббат Клюни поступил мудро, он все рассчитал заранее.
– Хорошо, мой господин, - с неохотой согласился кардинал.
– Но если до Иерусалима дойдут все три группы, с одинаковой целью, но не зная друг о друге, то не передерутся ли они просто потому, что каждый захочет первенствовать в Святом деле?
– Я думаю, что аббат Клюни позаботился и об этом, - небольшие, почти всегда благодушные глазки папы сузились и приобрели жесткое выражение.
– Я разделяю твои опасения, что благополучно добравшись до цели, они вряд ли захотят объединиться - слишком велика возможность последующих распрей. Я уверен также, что клюнийские монахи будут незримо наблюдать за ними весь путь. Они большие мастера на такие штучки. И они позаботятся о том, чтобы в Иерусалиме остался достойнейший из тех, кто отправлен в дорогу. Он и станет ядром будущего Ордена.
Кардинал Метц с сомнением покачал головой, и продолжал качать ею до тех пор, пока папа не сказал ему:
– А теперь иди. Я устал и хочу отдохнуть.
Кардинал тотчас же преобразился. Он дважды низко поклонился, а на третий раз, подойдя близко, преклонил колени и поцеловал атласную туфлю у первосвященника, затем поцеловал правую руку выглядывавшую из подбитой бархатом красной мантии, и, получив благословение удалился. Что-что, а церемониал приема и прощания с папами посетителей, утвержденный Латерантским Вселенским Собором католической церкви он исполнял аккуратно и искренно. Но выйдя за дверь он перекрестился и пробормотал про себя: "Нет, видно, старик все же слегка повредился в уме. А жаль".
2
Бенедиктинский монастырь в Клюни - обитель на юге Франции - испокон веков являлся зачинателем всех реформаторских движений в церкви. Приор аббатства пользовался в католическом мире не меньшим уважением, чем сам папа, по крайней мере, к его мнению прислушивались столпы церкви. Сам же монастырь являл собой по существу целый город. За высокими стенами монастыря были разбросаны хижины мирян, а по воскресным дням открывалась бойкая торговля на центральной площади. Сюда свозились товары со всей Франции и из-за ее пределов. Везли фижакское, кагорское и альбийское сукно, окрашенное кошенилью, сукно леридское и нарбонское, полотна из Шампани, белую и цветную ломбардскую и барселонскую бумазею, кордовскую кожу, бараньи и оленьи шкуры, кроличий и беличий мех. Везли воск и сахарные головы, римский тмин, миндаль, камедь, чернильный орешек, рис, шерсть, лен, коноплю, медь, латунь, олово, железные горшки, бургундскую проволоку, белила и твердое мыло, а также мыло жидкое из Тортоза, а оттуда же и смолу. Привозили фиги, изюм, каштаны, серу, красильный желтник, деготь, солонину, подпруги, тетивы, веревки, жир, сало и сыр, масло, вино и наконечники копий, стремена, шпоры, чашки, обработанный букс, зеркала из Венеции, серебро, золото, панцири, бумагу, кочерги, сошники и мотыги. А главное - везли и увозили секретные сведения, тайны, решавшие людские судьбы.
За три месяца до известного разговора Пасхалия II с кардиналом Метцем, в аббатстве Клюни также состоялся интересный разговор. Вернее, говорил больше сам настоятель монастыря, приор Сито, дородный мужчина с выпуклыми глазами и широким лбом. Рыцарь же, сидящий напротив него за большим дубовым столом, лишь изредка односложно отвечал на какой-либо вопрос. Присутствовавший в комнате несколько поодаль третий мужчина - киновит из монашеской братии, в надвинутом по самые брови куафе, вообще молчал, и, казалось, интересуется лишь полыханием огня в камине да треском горящих дров.
Рыцарю на вид было лет тридцать. Он держался с достоинством, спокойно, невозмутимо; вся его внешность, хладнокровный, почти льдистый взгляд серых, умных глаз, длинные каштановые волосы, перехваченные на высоком лбу черной тесьмой, чуть горькая складка в правом уголке сжатых губ, гордый, и в тоже время несколько упрямый наклон головы с правильными, как бы гранитными чертами лица, - выдавали и благородство его происхождения, и решительную смелость, свойственную людям такого рода, и какую-то глубоко затаенную печаль, словно когда-то ему было позволено заглянуть в свое будущее. Одет он был достаточно легко для последнего месяца зимы: поверх белой домотканой рубахи-туники и коротких шерстяных брэ был накинут простой плащ с боковыми разрезами, вышитый красными нитями; а на ногах - чулки-шоссы и кожаные мягкие сапоги с прикрепленными серебряными шпорами, - и, пожалуй, эта единственная дорогостоящая деталь его туалета, очень много говорила о том, сколь большое значение рыцарь придает верховой езде. Да и пыльный плащ тоже мог немало поведать о проведенных им в пути часах. К поясу, сделанному из металлических пластин, был пристегнут короткий обоюдоострый меч со стальным клинком и перекладиной в форме креста, отделявшей его от эфеса.
Разговор в личной каминной аббата Сито подходил к концу.
– Мы выбрали вас потому, - проговорил аббат, пошевелив пухлыми пальцами, - что давно наслышаны о вашем благочестия и разуме. А о вашей храбрости не стоит и говорить: всем памятна битва с англичанами при Дуэ, где сражаясь за десятерых, вы получили удар пикой в грудь. И только милость Спасителя нашего и еженощные молитвы святых отцов, отдалили вас от преждевременной смерти. Не будем вспоминать и турнирные бои, которые являлись для вас лишь легкой забавой.
– Рыцарь прослушал эту тираду молча, не выказав на своем лице никаких чувств.
– Кроме того есть и еще одно обстоятельство, - продолжил аббат.
– Вот уже несколько лет вы высказываете в кругу друзей то же желание, ту же мысль, которая ниспослана и нам, скромным служителям Господа нашего. Выходит, мы как бы шли навстречу друг другу. И то рвение, которое вы показали, примчавшись в обитель, лишь только получили нашу весточку, позволяет мне думать, что мы не ошиблись в вас, выбрав для этого трудного, ответственного, опасного, может быть, смертельного, но в высшей степени богоугодного предприятия. Что может быть прекраснее и благороднее - основав в Иерусалиме Орден, верой и правдой служить Иисусу! Защищать пилигримов, бредущих по пескам Палестины, чтобы поклониться Святым местам. Вы можете стать опорой католической веры на Востоке, первым помощником иерусалимского короля Бодуэна. И последнее.
– Аббат Сито немного помедлил.
– Вы одиноки. То есть плотское желание к земной женщине не может сдержать вас в наших краях. Весь ваш дух, все силы будут устремлены туда - где находится Гроб Господень. Аббат заметил, что при этаких словах губы рыцаря несколько дрогнули, но все черты лица, оставались неподвижны, а глаза смотрели все столь же сурово, разливая серый свет. "Это не человек, а камень!" - подумал аббат с невольным уважением. "Есть ли то место, в которое он уязвим?.."